Любовь на кофейной гуще
Шрифт:
Ему вон за Настю до тянущей дрожи в груди страшно и тревожно! Тем более что ни повлиять, ни разобраться пока толком в ситуации не мог.
Хотя, конечно, громкие заявления для настолько закоренелого холостяка, что уже и друзья почти все рукой махнули.
— О, а вещи ваши где? — вдруг ворвалась в вихрь его раздраженных и тревожных мыслей акушерка.
— Какие? — не поняв о чем она, уставился на пожилую женщину. Навряд чтоб она про куртку и сапоги Насти спрашивала?
— Пакет в роддом, с пеленками, подгузниками, сорочками для жены… Вы же, наверняка, готовились. Должны были… — похоже, от доброго расположения к нему у акушерки все меньше оставалось, когда начала подозревать, что совершенно безалаберные достались «клиенты».
Это почему-то и рассмешило Андрея, но и как-то в чувство привело.
— Готовились, — уверенно заявил он, не сомневаясь, что у Насти все есть.
Только ведь не из дома вез ее в роддом…
Блин! Вот, честное слово, опять захотелось найти Пашку и надавать по голове за то, что его жене пришлось работать и самой заниматься делами тогда, когда давно отдыхать положено и готовиться… Ну не мудак ли?!
Ай, ладно, что толку-то?!
— Сейчас решим, — на всякий случай заверил недовольную акушерку и отошел в сторону, продолжая в охапке держать все вещи Насти.
Достал свой телефон… Не очень уверен был, что звонить уместно именно сейчас, но… иначе, как уточнить? Он-то совсем не в курсе, да и не похоже, чтобы тут имелся еще кто-то, на кого Настя может в данный момент опереться.
— Да… Андрей? — ее голос был хриплым и напряженным, дыхание тяжелое, будто сквозь зубы. Слова отрывистые.
У него почему-то аж за грудиной запекло. Страшно за нее стало иррационально, не малой пацан уже, понимал прекрасно, что и, несмотря на современный уровень медицины, всяко может сложиться. Ну и то, что ни черта приятного в родах нет, тоже как бы мог представить.
— Тут говорят, что у тебя, конфетка, вещи должны быть какие-то, пакет с пеленками там, сорочками? — сам не понял зачем подкалывает, но так хотелось ее как-то поддержать, может, поднять немного настроение.
А Настя взяла и прыснула, реально рассмеявшись.
— «Конфетка»? Серьезно? Ты же знаешь, что я против сахара… блииин, — под конец она все же задохнулась, опять как-то так протяжно сквозь зубы, придушено.
— Ну, конфеты и без сахара бывают… Или горький шоколад там, так и вкуснее ж даже, — понимая, что у него за нее начинает внутри что-то сжиматься, хмыкнул Андрей, неся чушь. — Так что там с вещами?
— Есть, — кажется, перевела дыхание Настя. — Дома у меня стоит, только я ж из магазина… Елки-палки! Не думала, что раньше начнется, пугали, что, наоборот, с первым все перехаживают, — было слышно, насколько Настя расстроена таким раскладом и тем, что не сумела все-все предусмотреть.
А его аж скрутило внутри от ощущения несправедливости! Ведь никто не в состоянии все предугадать! Она же, того и гляди, еще и попрекать себя начнет!
— Так, спокойно. Ты этого предвидеть вовсе не могла, — оборвал ее расстройства Андрей. — Я смотаюсь, привезу. Где ты живешь, я в курсе, ну и сумка твоя у меня с ключами, так что обернусь быстро, скажи только, где именно тот самый пакет искать?
— Андрей… — ее голос как-то подозрительно прервался… будто всхлипнула, что ли. Черт, неужели ей так больно? — Боже, я так обязана тебе!.. У тебя же и без меня есть куча проблем!
— Ничем ты мне не обязана! — фыркнул от облегчения. Может, не так и больно? — Я твой друг, Настюша. И у меня сейчас точно нет никаких дел важнее того, чтоб помочь тебе! — решительно, пресекая эти самоуничижительные настроения, чуть резко заявил он. — Так что прекрати. Лучше о ребёнке думай и делай все, что говорят врачи. А я мигом смотаюсь за пакетом.
— Спасибо… — выдохнула она, похоже, все-таки всхлипывая. — Это сумка, такая, небольшая, дорожная, темно-синяя, не пакет. Стоит в прихожей, у шкафа.
— Ну и хорошо, я поехал. Все привезу, — заверил ее Андрей, даже как-то уверенней себя почувствовав, когда у него задача появилась.
И при деле вроде, и Настю поддержит…
— А вот и ваш муж, встречайте папочку. Поздравляю! Ваши девочки вас заждались, — молодая медсестра заглянула к ней в палату с широкой улыбкой на личике, и тут же посторонилась, кого-то пропуская внутрь…
На долю секунды Настю аж холодным гневом обдало, хотя, казалось, ни сил, ни эмоций внутри не осталось! Только безразмерная усталость и огромное… счастье! Господи! Она не знала никогда, что чувства к кому-то могут быть настолько внезапными, неохватными, объемными и глобальными, как ее тяга к этому небольшому клубочку, сейчас тихо сопящему в пластиковой люльке!
И тут на тебе! При одной только мысли, что Паша вздумал сейчас явиться сюда, окатило небывалой пылкой злостью!
Зачем приперся, спрашивается, если сам отказался? И откуда, вообще, узнал?..
Однако гнев опал моментально, сменившись растерянностью и какой-то незнакомой ранее неловкостью, когда на пороге палаты увидела дико сконфуженного Андрея.
Мужчина вошел, медсестра захлопнула двери, напоследок тихо добавив в сторону Насти:
— Если что, звоните, мой номер на тумбочке лежит, — и они остались один на один с мужчиной…
Ну и малышка, которая пока спала, уткнувшись личиком в кулачки, обтянутые зашитыми рукавчиками распашонки. Андрей ей сумку привез и передал персоналу, пока Настя рожала. Все вещи, даже куртку с сапогами, которые она забыла в приемном отделении.
Она была ему невыразимо благодарна за все, что этот мужчина сделал за последние сутки!
Но ей и в голову бы не пришло, что Андрей остался в роддоме, ожидая, пока их с дочкой переведут в палату из родзала… Ведь уже ночь, почти десять часов рожала. А потом еще два часа за ней врачи наблюдали.
Сколько сейчас? Час ночи? Два?
Настя едва на ногах держалась, но все равно поднялась, чтобы проверить, как там ее дочка. И вот…
В руках Андрей держал какой-то пакет, а сам он был целиком затянут в одноразовый халат, на ногах… одни бахилы, поверх носков, без туфель даже.