Любовь на плахе
Шрифт:
— Зачем?
— Я уже говорила тебе: Блейк хочет заполучить твою ферму, Даниель. Или по крайней мере деньги, которые можно за нее выручить.
Без предупреждения Даниель сел рядом с Джоли и, легко подхватив жену, верхом усадил себе на колени. Ткань ночной рубашки натянулась на бедрах, груди выпятились под тонким муслином. Даниель сильно прижал ее к себе.
— Плохо тебе придется, Джоли, если ты лжешь мне. Да я сам вздерну тебя! — прошипел Даниель.
И эта тихо произнесенная фраза причинила ей гораздо больше боли, чем если бы он ударил ее. Глаза Джоли тут
— Неужели ты не понимаешь, что я пытаюсь спасти твою жизнь, ты, толстокожий фермер, бесчувственный чурбан! — Джоли громко всхлипнула. — Помоги мне, Господи. Я люблю тебя!
Даниель потрясение уставился на Джоли, словно она сказала нечто непотребное, во что невозможно было поверить.
— Нет, — скрипучим, дребезжащим голосом сказал он.
— Да! — выкрикнула Джоли и подняла кулачки, чтобы хорошенько отдубасить его, но Даниель перехватил ее запястья. Его руки властно и сильно сдавили ее руки, чтобы не дать им двигаться, а не для того, чтобы причинить Джоли боль.
— Нет, — почти отчаянно повторил Даниель, и в тот же самый момент его рука сжала затылок Джоли, а его губы прижались к ее в страстном поцелуе.
И в эти волшебные мгновения Джоли потеряла остатки гордости. Она издала короткое, сдавленное рыдание, обвила его шею руками и вернула поцелуй. Сладкая истома наполнила кажду клеточку ее тела, все мускулы дрожали, словно в «пляске святого Витта», их уста слились в таком страстном поцелуе, который возможен только у любовников.
Джоли откинулась чуть назад, когда Даниель высвободил из-под муслина ее грудь, и тяжело задышала, когда он зубами принялся покусывать нежный сосок, проявляя при этом завидную сноровку и умение. Когда Даниель в очередной раз поласкал языком, а затем сильно втянул сосок в рот, Джоли застонала уже в голос.
Вдруг Даниель резко отстранился.
— Нет, мы не можем этого делать, — задыхаясь, сказал он. — Я так тебя хочу, что боюсь, этот фургон слишком сильно раскачается и полопаются все рессоры.
Джоли так же сильно желала его, она просто таяла внутри, ее желание требовало разрешения, отдаваясь болью нетерпения, однако она встала с его колен и разгладила муслин ночной рубашки. Потом, не говоря ни слова, сняла тазик, висевший на стене на толстом металлическом гвозде, и поставила его на печь, за которой она провела столько много часов во время уборки урожая. Налила из чайника горячей воды в тазик и осторожно опустила его на пол рядом с разделочным столом, который служил им постелью
После этого Джоли достала чистую тряпицу и намочила ее в теплой воде. С нежностью, в которой явственно чувствовалось страстное желание, Джоли принялась отмывать от пыли лицо и шею Даниеля. Она медленно расстегнула пуговички его рубашки и принялась стаскивать ее: сначала один рукав, потом другой.
Голубые глаза Даниеля горели, когда он не отрываясь смотрел на ее лицо, но не сделал ни малейшей попытки воспрепятствовать тому, чтобы Джоли раздевала его. Отбросив рубашку, Джоли принялась омывать крепкую волосатую грудь Даниеля, его подмышки, затем, встав на колени рядом с ним, помыла его спину.
Закончив
Воспоминания о том наслаждении, которое он давал ей, придали вдруг Джоли смелости. Она потянулась к его устам и призывно раскрыла рот, чуть высунув язык…
Даниель принялся бормотать что-то протестующим тоном. Он даже взял ладонями ее голову и попытался сдержать порыв Джоли. Однако сладостно застонал, когда Джоли дотронулась до него. Она страстно провела руками по его бедрам вверх, затем вниз, получая наслаждение от своей необыкновенной, сладкой власти над ним. Бедра Даниеля задрожали, дыхание участилось.
Джоли, однако, не намеревалась отпускать его на волю, но Даниель, глухо вскрикнув, высвободился из ее объятий и вскочил, отбросив ее к противоположной стене. Джоли ощутила, как по коже ее побежали мурашки, едва Даниель сорвал с нее ночную рубашку.
Джоли словно опьянела от сознания тосо, что какое-то время, пусть всего несколько минут, она была сильнее Даниеля, и еще неистовее стала целовать его. Даниель приподнял ее и медленно опустил вдоль своего рослого тела, одновременно прижимая ее к себе, упершись плечами в стену фургона и чуть выгнувшись вперед, позволяя Джоли скользить вдоль его тела. Их тела прильнули друг к другу, языки сцепились в чувственном поцелуе. Если бы рот ее не был занят, Джоли громко бы закричала от удовольствия, так громко, что даже звезды услышали бы ее крик.
Их любовь вовсе не напоминала нежную встречу мужа и жены. Нет, их любовь была замешана на гневе и отчаянии и в то же время страстном желании, но не было в этом чувстве боли.
Даниель теснее прижался к Джоли, коленом развел ей ноги, ее соски прижались к его волосатой груди. Джоли обняла его ногами за талию, когда наступил наивысший момент удовольствия, Даниель умело помогал ей равномерными движениями бедер. Затем он опустил руки под ее нежные ягодицы и, поддерживая их, еще шире развел ей ноги в стороны. Джоли снова закусила губу, чтобы не закричать от блаженства, обрушившегося на нее. Затем бессильно повисла на его руках, словно живые ножны для его меча.
Джоли ощутила, как в нее полилось его тепло, она застонала и изогнулась, запустив пальцы в его волосы в чувственном экстазе, доставляя удовольствие ему, доставляя удовольствие себе.
Когда все закончилось, Даниель нежно опустил ее на койку-стол и прикрыл стеганым одеялом. Ее все еще продолжала сотрясать дрожь экстаза…
Даниель быстро помылся теплой водой. Для Джоли было истинным наслаждением видеть все, что он делает, даже это. Затем Даниель набросил одежду и отошел к печи. Пока варился кофе, он ни разу не посмотрел на Джоли.