Любовь навеки
Шрифт:
Пенелопа не хотела надевать сиреневое платье с откровенным, слишком глубоким вырезом, но, уступив настоятельным просьбам Грэма, отказалась от мысли принимать гостей в скромном закрытом наряде и в конце концов остановила свой выбор на платье из золотистого крепа с кремовой отделкой. И хотя ее шея и плечи были обнажены, прикрывавшие часть груди кружева придавали Пенелопе больше уверенности в себе.
Услышав стук в дверь, Пенелопа быстро повернулась и, увидев входящего в комнату мужа, внимательно вгляделась в его лицо, стараясь уловить, какое впечатление производит на него ее наряд. Одетый в серый
Пенелопа так и не поняла, остался ли виконт доволен ее внешним видом, и, усмехнувшись, заметила:
– Вашему портному следует подбирать цвет повязки на вашем глазу в тон одежде, милорд. Черное выглядит слишком мрачно.
Опершись обеими руками на массивную трость, Грэм окинул жену внимательным взглядом.
– Вам идет этот фасон, – промолвил он. – Если мне в конце концов удастся убедить вас не носить закрытых платьев, я подумаю о вашем предложении сменить цвет повязки на глазу. Во всяком случае, в следующий раз я поговорю об этом с Красавчиком Браммелом*.
– Мне бы очень хотелось, чтобы вы сегодня вечером присутствовали на званом обеде. Гай сообщил мне, что мистер Браммел попал в немилость при дворе, и теперь вы можете одеваться по собственному вкусу.
– Пусть так, но я не собираюсь отворачиваться от него ради разряженных надушенных павлинов, окружающих сейчас регента**. Красавчик Браммел уже тем хорош, что приучил нас каждый день принимать ванну. Да, Браммел бездельник и острослов, но надо признать, что он джентльмен до мозга костей и никогда не позволил бы себе своим видом портить аппетит окружающим. В этом я следую его примеру. Я не должен бросать на вас тень, моя дорогая. Светское общество должно принять вас и признать своею. А я буду наблюдать за вашим триумфом со стороны.
* Речь идет о Г.Р. Браммеле, лондонском модельере первой половины XIX века, носившем прозвище Красавчик Браммел. – Здесь и далее примеч. пер.
** Регент – титул Георга, принца Уэльского, правившего Англией в 1811—1820 гг. в связи с психическим заболеванием своего отца Георга III. Впоследствии король Георг IV правил государством в 1820—1830 гг.
Пенелопа нахмурилась:
– Вы бросаете меня на съедение волкам, Грэм. Надеюсь, что вы все-таки будете где-нибудь поблизости и поспешите мне на помощь, если в гостиной вдруг загорятся занавески и джентльмены начнут тушить огонь шампанским?
Грэм засмеялся и нежно погладил Пенелопу по щеке левой рукой, которая была затянута в перчатку.
– Не уверен, что смогу выручить вас в этом случае, – шутливо ответил он. – Но обещаю явиться по первому вашему зову.
– Благодарю вас.
Пенелопе стало не по себе от этого проявления ласки, и она была рада, когда служанка прервала их разговор, войдя в комнату, чтобы доложить о приезде сэра Персиваля. Прежде чем выйти из спальни и спуститься вниз, Пенелопа снова подошла к зеркалу, чтобы взглянуть на себя.
– Мне кажется, к вашему платью очень подойдет вот это, – услышала она за спиной голос Грэма.
Приблизившись к жене, он надел ей на шею жемчужное ожерелье.
Вздрогнув от неожиданности, Пенелопа дотронулась до мерцающих жемчужин и, подняв глаза, взглянула на отражение стоявшего позади нее Грэма.
– Я никогда прежде не видела ничего подобного, – призналась она. – Скажите, это, наверное, семейная реликвия?
Грэм промолчал, любуясь отражением Пенелопы в зеркале. Неожиданно он дотронулся до мочки ее уха и сдвинул брови.
– Я совсем забыл, что женщины носят еще и серьги, – сказал Грэм. – Боюсь, что я безнадежно отстал от жизни.
От его прикосновения по телу Пенелопы пробежала дрожь.
– Гай подумает, что вы струсили и не хотите спускаться вниз, дорогая, – продолжал он. – С минуты на минуту начнут съезжаться гости. Вам пора.
Пенелопа собралась с духом и, повернувшись, чмокнула мужа в щеку.
– Спасибо, Грэм. Постараюсь не опозорить вашу семью. Пожелайте мне удачи!
Тревельян проводил ее изумленным взглядом, качая головой. Казалось, Пенелопа и не подозревает о том, что обладает неотразимым обаянием, и это делало ее еще более привлекательной. Виконт понимал, что вскоре у его жены появится множество поклонников.
Усмехнувшись, он направился в расположенную на втором этаже дома библиотеку. Возможно, хорошая книга и стаканчик бренди помогут ему забыться и выкинуть из головы мысли о счастливых соперниках.
Едва Гай успел поздороваться с Пенелопой и преподнести ей букетик гардений, как в дом лорда Тревельяна стали прибывать гости. Лихорадочно сжимая в руке подаренные цветы, Пенелопа приветствовала пожилого графа Ларчмонта и его элегантную супругу, вельмож и аристократов, которые, похоже, были на короткой ноге с Гаем и Грэмом, а также юных леди, приехавших в сопровождении родителей. Все дружески, как со старым добрым знакомым, здоровались с Гаем, вежливо раскланивались с Пенелопой, исподтишка бросая на нее оценивающие взоры, и озирались в изящно обставленной гостиной, словно ища кого-то глазами. Не обнаружив предмета поисков, гости с радостными возгласами подходили к знакомым, образуя небольшие группки.
– Они ищут Тревельяна, – шепнула Пенелопа Гаю. – Неужели все эти люди – его друзья?
– О да, в той или иной степени, – с усмешкой ответил Гай. – Думаю, что всех их заставило приехать сюда любопытство. Присутствие Тревельяна развлекло бы их и повысило интерес к ним со стороны тех, кто не был удостоен чести получить приглашение на сегодняшний званый обед. Грэм был прав, решив не выходить в зал. Он добился того, что теперь вы будете темой для разговоров в свете в течение ближайших дней. За вами сейчас внимательно наблюдают десятки глаз, не забывайте об этом!
Пенелопа поняла, что имел в виду Гай, когда стала обходить гостей. Собравшееся в доме Тревельянов общество почти ничем не отличалось от деревенских жителей, к нравам которых она привыкла. В Лондоне, как и в сельской глуши, люди давно надоели друг другу и каждое новое лицо вызывало неподдельный интерес. Всеобщее внимание было приковано к Пенелопе, потому что она была новенькой в аристократических кругах столицы. История о том, как провинциальной баронессе удалось заманить в свои сети несговорчивого виконта, не могла не возбуждать всеобщий интерес.