Любовь навылет
Шрифт:
— Ты сегодня поздно. Что-то случилось?
— Да нет, просто сверку долго делала. Хотела до выходных закончить, чтобы отправить документы в Москву.
— Хорошо. Надо было мне позвонить, я бы заехал за тобой. Ты голодная?
Даша скинула туфли и прошла к столу, как в первую их встречу. Села на высокий табурет и сказала:
— Эд, я не хочу есть. Присядь, нам надо поговорить.
Улыбка его погасла. Он сел за стол и сложил руки перед собой, как в школе. Сказал серьёзным голосом:
— Ну, раз надо, давай поговорим.
Даша смотрела в зеленовато-прозрачные
И пусть он во многом ошибался, преувеличивал достоинства и преуменьшал недостатки, Даша всё равно узнавала себя в том идеальном персонаже, которого придумал Эд. Пусть не такая жизнерадостная и смелая, но всё-таки это она, Дарья Комарова. Поэтому она должна сделать то, что должна. Иначе это будет не она.
— Нам нужно расстаться, Эд.
— Бросаешь меня?
— Прости.
— Из-за того, что я подстроил наше знакомство?
— Нет, нет! С этим я уже смирилась. Просто я тебя не люблю. Ты мне нравишься, ты очень хороший человек, с тобой комфортно, но я так не могу. Мне нужно любить самой, Эдик. Что-то чувствовать к человеку — что-то большее, чем дружескую симпатию.
— Ты говорила, что никогда никого не любила.
Даша кивнула. Рассказывать о своей несчастной любви к Оленеву она не собиралась ни при каких условиях.
— Тогда откуда ты знаешь, что способна любить? — спросил Эд. — Может, ты никогда никого не полюбишь? Так и проживёшь всю жизнь в одиночестве?
— Может быть, — Даша пожала плечами. — А в тридцать лет рожу для себя ребёнка и буду жить с ним.
— Ты делаешь большую ошибку, Даша. Ты потом пожалеешь, но будет поздно. Ты не найдёшь человека, который любил бы тебя больше, чем я. Который готов ради тебя на всё.
— Я знаю, Эд. Зато ты найдёшь. Ты достоин…
— Прекрати! — вспылил Эд. — Оксане вешай эту лапшу, а мне не надо. Я сам разберусь, чего я достоин. Мне не шестнадцать лет, слава богу.
Даша вспомнила, что Эд два года пил антидепрессанты после детской любовной истории, и догадалась, что он тоже сейчас об этом вспомнил. На душе стало муторно. Кольнуло чувство стыда перед Ниной Петровной, словно та поручила ей важное задание, а Даша его провалила. Она слезла с высокого табурета и подошла к Эду:
— Я очень виновата перед тобой. Тогда, в Пажме, я выпила лишнего, устроила за столом скандал, а потом пошла ночевать к тебе — вот в чём была моя ошибка. Не в том, что сейчас я с тобой расстаюсь, а в том, что раньше дала тебе надежду. Я пытаюсь исправить эту ошибку.
Эд посмотрел на неё сверху вниз:
— Некоторые ошибки исправить нельзя… — и отвернулся, пытаясь скрыть заблестевшие глаза.
О чём-то похожем говорил и Оленев: «Ошибёшься — всю жизнь будешь жалеть». Оба мужчины в прошлом имели травмирующий опыт, и оба боялись повторения ситуации. И, к несчастью, у Эдика она повторялась: его снова бросала девушка, не оценившая его глубоких чувств. Даше было неприятно сознавать, что она делает то же самое, что когда-то сделала Катя Оленева, — отвергает искреннюю любовь, — но другого выхода не видела. Чем скорее они расстанутся, тем лучше будет для всех. Для Эда в первую очередь, хотя сейчас он наверняка размышлял, что в очередной раз он сделал не так.
Она коснулась его ледяной руки, лежащей на белой столешнице:
— Эд, пожалуйста. Я понимаю, о чём ты говоришь, но… — она решила говорить начистоту, зная, что подставляет Нину Петровну: — Тебе тогда было шестнадцать лет, вряд ли ты мог сильно накосячить. Ты не совершил никаких непоправимых ошибок, я в этом уверена.
Эд развернулся к ней всем телом:
— Тебе мама рассказала? Я так и знал, что она не удержится!
— Угу, рассказала по секрету, когда ты сидел дома и не брал трубку. У тебя отличная мать. Она безумно тебя любит и всегда на твоей стороне.
Эд спрыгнул с табурета и начал открывать и закрывать кухонные ящики. Он переворачивал деревянные лопатки и железные поварёшки, двигал банки в глубине шкафов, хлопал дверцами. Наконец вернулся за стол с пачкой сигарет. Сорвал с неё целлофан и сказал:
— Я не выкурил ни одной сигареты, пока мы были вместе, но теперь-то можно, да?
Даша кивнула и попыталась разрядить обстановку:
— И можешь снова отрастить бородку, тебе было неплохо.
Казалось, Эд не услышал её слов. Он жадно прикурил и протянул сигарету Даше:
— Будешь?
— Нет. Знаешь, мне пора домой, уже поздно.
— Да я тебя не задержу, это короткая история. Ты ведь хочешь её услышать? Мама тебе не всё рассказала, при всей её безумной любви она ничего обо мне не знает.
И Даша поняла, что хочет.
Узнать разгадку тайны номер два.
34. Просто не судьба
— В четырнадцать лет я влюбился в… одного человека, — Эд говорил сбивчиво, глубоко затягиваясь и выпуская изо рта и носа клубы дыма. — Мучился, строил воздушные замки, сомневался. То мне казалось, что моя любовь совершенно безнадёжна, то видел признаки взаимности. Всё это очень меня… разбалансировало. Такие крутые эмоциональные горки: от отчаяния к надежде и наоборот. Учителя меня не узнавали, родители начали волноваться. Да я и сам понимал, что происходит что-то неправильное. Когда мне исполнилось шестнадцать, моя чистая и светлая любовь превратилась в болезненную одержимость. Я решил признаться.
Эд затушил окурок в пепельнице и тут же достал вторую сигарету. Сломал спичку, пока прикуривал.
— Мне не хватило смелости поговорить в открытую, поэтому я написал письмо. Ты как-то упоминала Татьяну Ларину — так вот, я поступил в точности как она: «Я к вам пишу — чего же боле?». Теперь можете меня презирать и считать последним идиотом, всё в таком духе. И подсунул письмо в карман. На это мне дурости хватило.
Даша хотела возразить, что признаться в любви замужней женщине, — довольно смелый и неординарный поступок для школьника, но Эд сделал знак, чтобы она не перебивала.