Любовь не игрушка
Шрифт:
— Кофе? — наконец осведомился Мартин, когда подали суфле. — Или лучше чай?
Даже заключенные, объявившие голодовку, время от времени утоляют жажду.
— А вы что предпочитаете?
— Кофе. Очень крепкий и без сахара.
Глэдис всю жизнь пила только кофе, причем именно такой. Но с судьбой не поспоришь!
— Тогда мне — чай, — без тени улыбки объявила она.
Мартин расхохотался.
— В моей ли власти хоть чем-нибудь вас порадовать?
— А вы готовы исполнить все, что угодно?
— Почему у меня такое ощущение, будто вы
— Хоть здесь не ошиблись!
Фагерст вздохнул и покачал головой; в глазах плясали смешинки.
— Истинные леди так не отвечают…
— Поскольку и вы на джентльмена не тянете, так с какой стати мне стараться? Сначала Лаупер, потом Дейви и Дина, а теперь и до меня дошла очередь изображать шута, пока король изволит ужинать!
— Вот как вы меня воспринимаете? — Мартин замолчал, дожидаясь, пока официант расставит кофе и чай и удалится. — Считаете, я привез вас сюда, чтобы позабавиться?
— По-моему, вам ужасно нравится разыгрывать босса! И заставлять людей плясать под свою дудку!
— Я пригласил вас на ужин вовсе не за этим.
— Пригласили? Скорее, привезли силой!
— Честное слово, я намеревался держаться в границах вежливости, но когда вы открыли дверь и я увидел вас с этим парнем… Он вышел полуодетым. А вы ему улыбалась. И я подумал: очень хорошо, у меня есть выбор. Я могу поступить так, как собирался: извиниться за утреннюю выходку и пригласить недоступную красавицу отужинать со мною.
— Я бы ответила «нет».
— Или, — продолжил он тихо, — я мог бы дать этому сукину сыну в челюсть, перебросить недоступную красавицу через плечо и умыкнуть, как это описывается в романах.
Оба словно оказались в безвоздушном пространстве: Глэдис чувствовала, что задыхается.
— Это… совсем не смешно.
— А я и не шутил! — Мартин потянулся через стол и взял ее за руку. — Вчера между нами произошло нечто… важное.
— Понятия не имею, о чем это вы… Не надо! — Глэдис попыталась высвободиться, но железные пальцы до боли стиснули ее ладонь, едва не сломав пальцы.
— Не лгите. Не обманывайте меня и себя. Вы отлично знаете, о чем я. Я поцеловал вас, и вы ответили…
Их взгляды встретились. Да, этот человек проницателен, лгать ему бесполезно. Ну что ж, годы, проведенные перед камерой, не прошли для фотомодели даром.
— И что? — холодно отозвалась она, заставляя себя насмешливо улыбнуться. — Вы застали меня врасплох, тоже мне, новости! Чего еще вы добиваетесь? Хотите, чтобы я похвалила ваше умение целоваться? Ну да, по части поцелуев вы мастер, только об этом вы и без меня знаете. Или ваша белокурая подружка не проливает бальзам на болезненное самолюбие?
— Так вот в чем дело. Кэрол! — Мартин досадливо пожал плечами. — С ней все кончено.
— Бедняжке не понравилось, что ее любовник флиртует с посторонней женщиной, так? — Глэдис вырвала руку. — По крайней мере, она не полная идиотка!
— Вчера вечером я порвал с ней!
— Вчера?.. Не потому ли, что…
— Наши отношения исчерпали себя давным-давно. Просто я до сих пор как-то не собрался сказать ей об этом. — Мартин улыбнулся краем губ. — Мне и в голову не приходило, что вы станете ревновать.
— Ревновать? Вас! К этой особе? Ну у вас и самолюбие. Не болезненное, нет, а прямо-таки гипертрофированное! Я же вас практически не знаю, мистер Фагерст!
— Так узнайте.
— Незачем! Вы меня не интересуете.
— Я, кажется, не зову вас замуж, — объявил Мартин напрямую. — Мы взрослые люди, вы и я. И в первое же мгновение между нами произошло нечто… словно искра вспыхнула!
— Ага. А теперь вы скажете, что ничего подобного с вами еще не случалось!
И Глэдис бросила салфетку на край стола. С нее довольно: пора и честь знать Ничего нового она сегодня не услышит.
— Глэдис!
Мартин схватил ее за руку и удержал на месте, едва молодая женщина попыталась подняться. Глаза его потемнели, черты лица обозначились резче.
— Станьте моей, Глэдис. Я хочу посвятить вас в любовь, позвольте мне! Я хочу ласкать вас до тех пор, пока оба мы не утратим способность рассуждать здраво.
Глэдис вспыхнула.
— Отпустите, — яростно потребовала она, но железные пальцы сомкнулись на запястье еще крепче.
— Вы снились мне всю ночь, — прошептал Мартин. — В воображении своем я осыпал поцелуями ваши нежные губы до тех пор, пока они не распухли; кончиком языка я касался вашей груди, пока вы не разрыдались от удовольствия. Мне снилось, как сплетаются наши тела и как вы повторяете мое имя не то в забытьи, не то в бреду…
Как хочется вскочить и убежать! Но даже если бы Мартин ее выпустил, она все равно не двинулась бы с места. Колени подгибались, в ушах звенело.
— Именно этого я и хочу, именно этого хотим мы оба — с того самого мгновения, как впервые увидели друг друга! Почему ты пытаешься отрицать это?
Грубая прямота его речей, и обжигающий взгляд, и воспоминание о том, что она пережила в его объятиях, лишили Глэдис остатков самообладания.
Этот мужчина говорил правду. Для возражений не осталось сил. Нет, он ей не нравился. Она его не любила. Более того, он воплощал в себе все, что Глэдис презирала и ненавидела. Но почему ее влекло к нему так, как не влекло еще ни к одному мужчине? Откуда такая отчаянная, исступленная сила, с которой, к своему ужасу, она не может справиться?
В глазах потемнело. Глэдис явственно представила себя в его объятиях: ощущение прикосновения его тела, поцелуи, его властный напор…
Но она нашла в себе силы! Вырвала руку, вскочила и опрометью бросилась к выходу… Мартин нагнал ее у дверей, схватил за плечи и решительно развернул к себе.
— Скажите, что я не прав, — хрипло потребовал он. — И, да поможет мне Господь, я велю шоферу отвезти вас домой и больше не стану никогда досаждать…
Время остановилось. Благоуханная весенняя ночь окутала их плащом тьмы; они застыли на месте, глядя друг на друга, дыша часто и прерывисто. Глэдис прошептала его имя и шагнула в раскрытые объятия…