Любовь не умирает
Шрифт:
Глава 4
— Долг? О чем ты говоришь? — Джорджия недоумевала.
Джек в досаде выругал себя за то, что выпалил все вот так, сразу, хоть и не собирался. Переход компании Грегори Лавендера в его руки еще далеко не завершен. Хоть он и заверил Джорджию, что не задержится в Карлайле больше чем на две недели, покорение «Лавендер индастриз», скорее всего, займет гораздо больше времени: старик борется изо всех сил, пытается отстоять компанию.
Джек надеялся заставить Грегори Лавендера вытерпеть все мыслимые муки, разорить старика, пустить его по миру — и насладиться этим.
— Это сюрприз, — попытался он рассеять ее любопытство.
— Что за сюрприз, Джек? — улыбнулась она.
Он не сумел улыбнуться ей в ответ.
— Ну хорошо, не буду тебя мучить, — сдалась Джорджия. — Обещай только хоть намекнуть мне, перед тем как уедешь, хорошо?
Напоминание о том, что он здесь временно, неприятно подействовало на Джека, и, прогнав эту мысль, он ловко отгородился от дальнейших расспросов о своем прошлом:
— Скажи, а ты чем занималась эти двадцать лет?
По выражению ее лица он понял, что она заметила его прием, но не собирается конфликтовать.
— После школы отец отдал мои документы в Массачусетский технологический университет. Меня приняли, и в конце лета он отвез меня туда.
— Значит, ты все-таки окончила МТУ. Джек почему-то испытывал разочарование. Джорджия, всегда любившая искусство, хотела поступить в колледж Карлайла — он славился преподаванием гуманитарных предметов. Но Грегори Лавендер не допустил, чтобы его дочь сделала искусство своей профессией, — ведь это в свою очередь сделало бы ее счастливой. Разве он вынес бы такое?
— Нет, не окончила. Меня зачислили, и отец привез меня в студенческий городок.
— Что-то я не понимаю, Джо…
— Когда он уезжал, я подошла к окну своей комнаты в общежитии и помахала. — Взгляд ее устремился в окно, на ревущий океан. — Как только отец скрылся из виду, я снова сложила вещи в чемодан, пошла в канцелярию и забрала документы…
— Что-что?..
— ..а потом, — словно не слыша его, рассказывала Джорджия, — в бухгалтерию и взяла назад плату за первый семестр. Села в автобус, доехала до Бостона и там, втайне от отца, поступила в небольшую школу искусств. — Она смело встретилась с ним взглядом. — Вот ее и окончила, через четыре года. По специальности «искусствотерапия».
Джек ясно видел, как на ее выразительном лице печаль сменялась торжеством, счастливые воспоминания — горечью утрат. Вот поворотная точка в ее жизни; вот что освободило ее. Он-то раньше, да и потом, думал, что это он оказал на нее самое сильное влияние в жизни. Не предвидел, что у нее хватит сил не дожидаться его.
— Забавно, — весело продолжала Джорджия, — но платы за один семестр в МТУ оказалось достаточно, чтобы покрывать мои расходы в Бостоне целых два года. Разумеется, я подрабатывала официанткой, квартиру снимала вместе с тремя подругами, и все же… — Она умолкла — вспоминала, наверное, то время, когда впервые освободилась от тирании отца.
Джек
— Мы с отцом разговаривали в последний раз, — добавила она совсем тихо, — когда я позвонила ему, чтобы сказать, где я и как поступила.
— И что же он? — поинтересовался Джек, хотя мог без труда предсказать реакцию старика.
Она опустила взгляд на серебряные столовые приборы, которые все перекладывала, видимо машинально, с места на место.
— Да так, ничего. Проклял меня, словно я — злобный демон, вырвавшийся из преисподней. Заявил, что у него нет больше дочери и видеть меня впредь он не желает. А кроме этого… — Она дрогнула, замолчала.
Джек поспешил прийти ей на помощь, кивком остановив ее. Грегори Лавендер всегда знал, какие именно слова сказать дочери, чтобы она почувствовала себя выброшенной на помойку вещью. И потому Джек с радостью завладеет «Лавендер индастриз» — одна мысль об этом согревает ему сердце. Сознание, что Грегори Лавендер ничуть не изменился, укрепляет его решимость отобрать у старика самое дорогое — дело всей его жизни. Лавендер любил и лелеял свою компанию, а дочь у него всегда была на последнем месте.
— Теперь я работаю в больнице Святой Марии. — Джорджия заговорила о настоящем, а не о прошлом, и голос ее зазвучал жизнерадостнее. — Занимаюсь проблемными детьми. Моя задача — пробудить их сознание, способности, вовлекая в творческий процесс осмысления окружающего. Работа очень благодарная, она мне нравится.
Никогда бы он не подумал, что Джорджия выберет такую профессию, требующую особой сердобольности. По отношению к нему она проявляла необычайную доброту и заботливость, но ведь сама была запуганным, забитым ребенком. Трудно поверить, что, став взрослой, она решилась вновь через все это пройти.
— А еще у меня магазинчик художественных изделий в старой части города, — сообщила она. — Летом, когда в Карлайле много туристов, дела идут очень неплохо. Настолько, что в межсезонье я его закрываю и отдаю все силы работе в больнице и занятиям живописью. В общем, жаловаться не приходится, и у меня остается много свободного времени для Ивена.
Все как будто ясно, но Джек хотел знать еще кое-что.
— А как в твоей жизни появился Ивен?
— С Ивеном я познакомилась в больнице. — Лицо ее засветилось радостью. — Убежал из детского дома, этакий нелюдим. Потребовалось время, но в конце концов мы узнали его историю от него самого. Она оказалась проще, чем мы думали. — И вдруг Джорджия заторопилась, не желая, очевидно, вдаваться в подробности о прошлом Ивена или решив, что Джеку они неинтересны:
— Короче, я усыновила его.
— Почему?
Собственный односложный вопрос показался слишком резким, недобрым даже ему самому. Но сказанного не воротишь. Да не очень-то он и хотел этого. И правда ему необходимо понять, по какой причине Джорджия взвалила на себя заботы об этом трудном подростке.
— «Почему»? — недоуменно повторила она. — Глупый вопрос, Джек… Уж ты-то должен знать ответ.
Прежде чем Джек успел что-нибудь сказать, бесшумно возник официант, и Джорджия как за якорь спасения ухватилась за меню. Мгновенно его пробежала, закрыла и попросила фирменное блюдо — «то, какое у вас сегодня».