Любовь по договоренности
Шрифт:
– Значит, вы считаете, что это… – мой мужчина бестактно показал на меня пальцем, – …ваша женщина?! А ничего, что она замужем за мной?!
В общем, мой почивший муж восстал из могилы… Ничего хорошего это не обещало. Похоже, я останусь и без мужа, и без Далматовых, и, что особенно горько, без романа века.
– Значит, вы все-таки живы? – усмехнулся Георгий и мазнул по моему лицу странным взглядом. Мне оставалось только неопределенно пожать плечами и сунуть наконец в рот уже начавший вянуть салатный лист.
– Ага! Живее всех живых! – отозвался мой мужчина. – У нее еще есть очень живая
Георгий очень сосредоточенно повозил вилкой по тарелке, а потом выдал сразу понравившийся мне текст:
– Видите ли, милейший… – При этом слове мой муж так покраснел, будто его обозвали непечатно. – …Если б у вас с Анастасией складывалось все хорошо, то она сейчас не сидела бы со мной в ресторане, а варила бы вам борщ или штопала ваши носки, не находите?
Муж заерзал на стуле и ответил не сразу, видимо почувствовав справедливость слов Далматова, но потом все-таки сообразил, чем можно отбрить:
– Во всех семьях случаются раздоры и разногласия, но это не должно служить поводом для того, чтобы влезать в щель между супругами!
– Затейливо выразились, – ответил Георгий. – Но все же последнее слово за Настей. Пусть она выберет одного из нас.
Вот как! Я должна выбрать одного из них! А Бо? Он уже окончательно скинул брата со счетов?
Я разглядывала двух мужчин, замерших за столом возле меня, и не знала, что сказать. Они поставили меня перед выбором. Ну и кого же выбрать? В конце концов, роман, который я потихоньку пишу, напишется, и что дальше? Опять кокон из одеяла и новый роман? Потом следующий, за ним еще один. Вместо пуховика с крашеным песцом у меня, правда, теперь есть новое пальто. Зато нет сливного бачка… Мой муж будет ходить на работу в отглаженных мной рубашках, возвращаться домой, чтобы съесть мной приготовленную еду, и воспринимать меня непременным, слегка одушевленным атрибутом домашней обстановки. Хочу я этого? Нет!!! А что Георгий? Я его почти не знаю. Он – темная лошадка, себе на уме. Я вообще его несколько побаиваюсь… И разве я хочу за него замуж? Да я вообще замуж не хочу! Я хочу наконец пожить свободно! В общем, с Георгием мы разберемся в рабочем порядке, а мужу я сейчас скажу свое твердое «нет»! Мы разводимся – и точка!
Я положила на стол вилку, вытерла неожиданно взмокшие руки салфеткой и сказала своему мужчине одно только слово:
– Уйди.
Он как-то сразу понял, что в это слово я вложила все, что может уместиться в приличном монологе, поднялся, несколько скособочившись, и, не глядя на меня, так же боком ушел, оставив возле нас принесенный откуда-то стул. Я опустила глаза долу. Мне хотелось всплакнуть. Из ресторана уходила моя жизнь. Может быть, догнать? Вернуть? Нет, я собираюсь начать жизнь новую! Без мужа! Без Бо! И без Георгия! Они всего лишь персонажи моей будущей книги. Хорошо, что муж не сказал Далматову, кто я по профессии, а потому можно продолжать косить под редактора сказочного отдела в детском журнале. Надо срочно придумать его название… Ага, я придумаю, а Георгий такого издания в Интернете не обнаружит… Чертов Интернет! Все на виду! Все прозрачно! С другой стороны, зачем бы Георгию
– Настя… – позвал меня Георгий каким-то совершенно новым голосом. В нем уже не слышалось ни суеты, ни излишнего возбуждения, ни раздражения, ни злости. Он был очень ровный и неожиданно глубокий. Я медленно подняла на Далматова глаза. Сначала в поле моего зрения попала кисть его руки, странно безвольно лежащая на столе, потом щегольская рубашка с золотистой искрой, выглядывающая из-под темного пиджака. Лицо, когда до него наконец дошел черед, вдруг показалось мне почти красивым, потому что было одухотворено. Чем бы? Явно не тем, о чем рассказал мой муж…
– Настя, – повторил Георгий и тут же продолжил, – мне не надо никаких объяснений. Думаю, что я понимаю все или почти все… А потому предлагаю… В общем, давайте поедем ко мне!
– Зачем? – почему-то встревожилась я. Впрочем, не почему-то, а совершенно понятно, по какой причине. Я, естественно, догадалась, что он приглашает меня в стоматологию «Гарда» вовсе не для того, чтобы в очередной раз вместе выпить кофе. Для другого. А мне оно надо? Я прислушалась к себе, к своим ощущениям. Никакие юркие зверушки больше не забирались в вырез моего пиджака. Не так давно я думала, будто таким образом проявляется мой страх перед Георгием. Сейчас я, конечно, беспокоилась о том, что может между нами произойти и как все случится, но я ничуть не боялась брата Бо. Это было ясно как день.
– Мы же с вами договаривались: никаких сексуальных домогательств, – напомнила ему я.
– А я и не домогаюсь. Я просто предлагаю, вы можете отказаться.
– То есть вы открытым текстом предлагаете мне переспать с вами в качестве утешения?
– Прошу заметить, это вы назвали то, что я предлагаю, идиотским словом «переспать». А про утешение… кто знает… Может быть, какое-то утешение вы и получите…
– Поняла. Слово «переспать» вам не нравится. Наверно, вы хотите предложить мне заняться любовью, не так ли?!
– Нет. Мне неприятен этот эвфемизм. Люди любят, а не занимаются любовью. Занимаются они сексом, без которого любовь между мужчиной и женщиной невозможна.
– То есть мы с вами будем занимать голым сексом?
– Если хотите, пусть это называется так…
– А как же Бо? – вдруг вспомнила я.
– Ах да, вы же говорили, что он вам нравится… – будто бы спохватился Георгий и тут же нашелся: – Ничего страшного. Если вам не по душе придется секс со мной, вы сможете попробовать его с Бо, если, конечно, этого еще не случилось. Вы сможете сравнить и опять-таки выбрать партнера на будущее по собственному вкусу.
– Ну хорошо! – резко бросила ему я. – Мы взрослые люди! Цинизм так цинизм! Мне сейчас плохо! Может, после секса с вами будет лучше, а это уже результат. Поехали!
Далматов согласно кивнул и подозвал официанта, чтобы расплатиться.
В машине Георгия мы ехали молча. Я жалела, что абсолютно трезва. Далматов в ресторане не пил, поскольку был за рулем, и я за компанию с ним глотала только минералку. Да, вчерашнее состояние куда больше подошло бы для лечебного соития с почти чужим мужчиной.