Шрифт:
1
Тропический ливень, внезапный и короткий, смыл своими сильными струями всю грязь с тротуаров и мостовых узеньких улочек старого города в многочисленные речные протоки, заводи и каналы, освежил дощатые настилы мостов, оживил зелень кустов и пальм. Казалось, помолодели и лица красоток в окнах известных заведений, посвежели их доступные всем тела в цветастых сари и кимоно, в европейских юбках и кофточках, а то и просто в бикини.
Расторопные и шумливые торговцы вновь высыпали на площади и перекрестки, уставили своими лотками с фруктами, овощами и рыбой каждую пядь древней священной земли подле средневековых храмов, рядом с пагодами
А он, старый, с кривыми желтыми бивнями, источенными возрастом и работой, одиноко стоял на углу улиц и грустно наблюдал за суетливыми прохожими, что вновь, словно грибы из-под земли, появились на узеньких тротуарах Куалунунора после дождя. Казалось, слон тихо шепчет одну и ту же фразу, мол, старость не радость, или же пережевывает беззубыми деснами молодые побеги бамбука, кто знает?
Точно в таком же одиночестве у дверей самого дорогого в городе отеля «Жемчужина ночи» стоял Джереми Дриффилд и смотрел с нескрываемым презрением на круговорот повседневной жизни древней столицы островного государства. Единственное, что привлекало его взгляд, было понятно и близко любому богатому холостяку в любом конце света — его глаза провожали каждую стройную женскую фигурку, отмечали каждое привлекательное девичье личико. Он вовсе не был развратником, просто чувствовал себя хозяином жизни, в его доме часто можно было увидеть хорошеньких женщин всех оттенков кожи, всех рас, всех национальностей.
Но, увы, Джереми холостяком не был, он был отцом-одиночкой. А в ресторане отеля в настоящую минуту завтракала его дочь, размазывая по тарелке ненавистную овсянку. Больше у Джереми на всем белом свете не было никого, о ком он мог бы заботиться, кого мог бы страстно любить. Впереди его ждал долгий томительный день, полный южной неги и праздного ничегонеделания. Древний и славный город праздновал свой очередной юбилей или еще какое знаменательное событие. Кто сможет, скажите на милость, до конца разобраться в этих восточных праздниках?
Туристам были обещаны танцы обезьян, свадьба ловцов жемчуга, похороны Рисового зернышка и фигуры высшего пилотажа прямо над эпицентром торжества — над старой торговой площадью, там, где река сужается до полумили. На самой же реке сегодня должен был состояться парад божеств и сказочных героев, их фигурами украсят лодки и баржи.
Ах, лодки и баржи? Следовательно, опять будут проблемы с продвижением по воде! Налогоплательщикам все эти праздники влетают в копеечку!
Джереми любил свой быстроходный катер, оснащенный мощными подвесными моторами, и терпеть не мог вечную неразбериху у мостов, которую создавали дряхлые лодки местного населения, выдолбленные из стволов пальм. А чего стоили узкие каналы, запруженные плавучими домами, полусгнившими джонками, допотопными весельными яликами времен капитана Кука!..
В лабиринтах проток, проливов и каналов с черепашьей скоростью ползли барки, выше низких бортов груженные связками бананов, бататами, кокосами и манго. Туземцы работали веслами и шестами, пыхтели чумазые буксирные катера, на внешнем рейде, подобно стальным островам, высились танкеры и сухогрузы. Всюду пахло восточными пряностями, над жаровнями поднимался дымок от приготовляемой на огне снеди, раздавались гортанные голоса лодочников. Тут и там мелькали стройные тела полуобнаженных девушек, всюду царили почти первобытные нравы.
— Господин! Живой карп по-тайски! — истошным голосом кричал поваренок речного кафе, оборудованного на старой барже, и размахивал сковородками на длинных ручках из бамбука. — Дешево, господин! Кушай, кушай!
Такая экзотика хороша для туристов, привычного человека она утомляет.
Джереми любил простор и скорость, и душа его отдыхала только в открытом море, когда он на своем катере мчался от столицы государства в сторону ставшего давно родным и близким острова. В безветренную погоду час хода — и он с дочерью дома, в тишине и комфорте. Остров по европейским меркам пусть и небольшой, но на нем есть достаточно цивилизованный городок с прекрасной больницей и школой. И роскошные пляжи с укромными бухтами, и плантации кофейных и апельсиновых деревьев.
Да, европейцам никогда не понять, что можно жить в океане на острове, где есть все — и горы, и луга, и леса, и водопады в узких ущельях. А почему только европейцам? Американцам тоже не понять. На экзотических островах в южных морях существуют и телефон, и хорошие дороги, и — это главное — чистейший воздух.
Унаследовав приличное состояние от родителей, Джереми предпочел обосноваться подальше от цивилизации и делать свой бизнес на разведении скота в Юго-Восточной Азии. Быть подальше от всех людей — вот каким был его девиз.
Джереми гордился, что его ранчо — так он называл свою ферму — отличается от соседских хозяйств именно тем, что напоминает ему родную Айову, но при этом с каждой возвышенности острова просматривается океанский простор. А одиночество… Одиночество его не пугало, он презирал людей. Какая пытка — слоняться в толпе и рассматривать давно набившие оскомину сувениры, костюмы, статуи!
Скорей бы пришел вечер, скорей бы окончился парад, чтобы отвести в отель уставшего ребенка. Ради дочери Джереми и терпел духоту и уличную давку — девочка хотела видеть праздник своими глазами.
Солнце, как это бывает на юге, моментально скрылось за горизонтом, и сразу повеяло свежестью. Запах жареной рыбы сменился ароматами экзотических цветов, на крышах пагод вспыхнули яркие гирлянды электрических лампочек. Народ устремился к набережной реки, рассекающей старую часть города на две равные части. Вечер выдался поистине сказочный, и ночь обещала быть тоже великолепной.
Безоблачное небо было все в блестках праздничного фейерверка, который пытался затмить и свет луны, и сверкание звезд. Возбуждение охватило толпы народа на берегах реки, лаяли собаки, трещали мотороллеры, проносящиеся по набережным. Речная вода отражала все цвета фейерверка, становилась то красной, то желтой, то синей. Вот-вот должны были проплыть лодки и баржи с фигурами древних богов, воинов и сказочных существ — этого момента и ждали зеваки.
В этой толпе зевак и стоял сейчас Джереми, высокий стройный мужчина, и совершенно не разделял общего возбуждения. Холодное точеное красивое лицо его было лицом человека, который редко улыбается, точнее, у которого давно не было повода даже для снисходительной улыбки. Густые каштановые волосы с небрежным изяществом спадали на его лоб. В них поблескивали золотые выгоревшие пряди.
Похоже, он много времени проводил на солнце. Темный загар усиливал впечатление, что его лицо высечено из гранита — бесстрастное лицо человека, у которого нет души. Глаза его необычного сине-зеленого цвета всегда смотрели холодно. В жарком климате трудно выработать у себя такой взгляд, скорее всего таким он был от рождения…