Любовь под соснами

Лисицына Татьяна Юрьевна

Илария посмотрела на Кристину.

— Я, наверно, тебе надоела, ты меня не слушаешь. Никакой личной жизни у меня нет, а прошлое уже пересказано. Просто не знаю о чем с тобой поговорить. Расскажи, как прошла вечеринка с Зиной?

— Ну что ты, мамочка. — Кристина вдруг взглянула в мамины грустные глаза и решила рассказать ей часть правды. Наверно, она не права, что все скрывает от нее. — Мне всегда с тобой интересно. Я просто вдруг вспомнила, что Мухин сегодня предложил мне продавать квартиру на Большой Филевской в доме двадцать. — Она сделала паузу, выжидающе глядя

на мать.

Илария вспомнила адрес мгновенно.

— Бог мой! Тот самый дом. Не может быть?!

Кристина скорчила гримаску.

— Судьба любит сюрпризы, мам. Как думаешь, мне стоит зайти и посмотреть на сестричку?

— Ты поднимешься по тем же ступенькам, где ходил твой отец. — глаза Иларии наполнились слезами, и Кристина мгновенно пожалела, что завела этот разговор.

— Не думаю, что она принимала его дома, мам. Это же риск. Она была замужем.

— Как знать?! Если очень хотела его видеть, могла и рисковать. Это сейчас гостиницы везде с почасовой оплатой. Интересно, как можно заранее понять, сколько часов тебе понадобится?

— Три, — машинально заметила Кристина, вспомнив, что Витька заказывал номер на три часа.

— А ты откуда знаешь? Была там?

— Слышала от подруги, — неудачно соврала Кристина, засунув в рот последний кружочек помидора с моцареллой, посыпанный базиликом.

— Уж не от Зины ли? — Илария смотрела укоризненно, а потом махнула рукой. — Хорошо, что он уехал.

Кристина, прожевав помидор, кивнула, подумав о том, что это очень плохо. Все ее тело и губы скучали по Витькиным рукам и жадным наглым поцелуям. Никто и никогда больше не поцелует ее так. Ни с кем она не испытает такого единения, когда он в ней. Пусть даже они занимались этим в гадких номерах, насквозь пропитанных продажным сексом.

— Ты делай, как считаешь нужным, девочка моя. Если хочешь посмотреть на свою сестренку, посмотри. Только расскажи мне потом. И не бойся меня расстроить, я сильнее, чем ты думаешь. А потом, вдруг вы подружитесь? У тебя же никого нет.

— Для того чтобы мы подружились, мне придется объявить себя сестрой, а это ни к чему. И я еще не знаю, готова ли я ее увидеть.

— Так как прошел праздник с Зиной? — спросила Илария, явно желая отвлечь дочь, но Кристина, рассказывая о первой части праздника, которая была неплоха и умалчивая о второй, еще больше расстроилась.

Проводив маму до спальни, она поднялась к себе в комнату. Состояние хуже некуда. Спать не хотелось, а следовало, судя по тому, что уже было одиннадцать, а на завтрашнее утро назначена встреча на Филевской. Ну ладно. Она немножко попишет роман о своей жизни.

Глава 28

Перечитав последнюю главу и, подправив опечатки и похожие слова, Кристина задумалась. Интересно, если верить тому, что еще до рождения каждый выбирает себе определенный жизненный путь, почему ее угораздило выбрать такой дурацкий?

История с Андреем была как две капли воды похожа на историю с Корзиной. Снова под воздействием спиртного ее понесло с сексом. Правда, тогда им удалось остаться друзьями. Несчастье помогло.

* * *

Голос Андрея с трудом пробивался через разделяющие нас километры.

— Я возвращаюсь домой, ты сможешь заказать мне билет на завтра и встретить меня в аэропорту?

— Но что случилось?

— Чувствую себя отвратительно. Так ты поможешь мне?

— Господи, ну конечно.

Ледяные пальцы сжали сердце. У Андрея был такой голос, словно там, среди всех этих прекрасных фьордов, фотографии которых они так долго рассматривали перед отъездом, он умирает. Вспомнился вечер, когда я, словно настоящая жена помогала ему собирать чемодан. Гладила джинсы, рубашки. Он сидел напротив и смотрел на меня с улыбкой, которая вынимала душу. Не нужно было ему уезжать. «Но он сбежал туда из-за тебя», — заметил внутренний голосок. С этим я полностью согласна. А я ведь хотела, как лучше. А получилось, как всегда в ее жизни. Не то, чтобы плохо, а просто отвратительно.

Закончив разговор, я быстро прошла в комнату Андрея и достала кредитную карту, которую он оставил на тот случай, если с ним что-то случится и понадобятся деньги. Я тогда удивилась, что он совсем не боится, даже как-то это прокомментировала, а он сказал спокойно так, тихо, что у него никого не осталось, кроме меня. И что если не верить мне, то тогда кому? Я сглотнула ком в горле. То же самое слишком часто говорила мама. Есть две страшные вещи на свете: одиночество и болезнь. И одно из них порождает другое, независимо от того, что приходит первым.

Андрей выглядел ужасно. Про таких говорят — не жилец. Он медленно, покачиваясь, шел между пассажирами и при одном взгляде на его лицо можно было понять, что он умирает. Черная обтягивающая шапочка придавала его бледному лицу синюшный оттенок. На лице появилась сыпь, которой не было до отъезда. Мне хотелось уткнуться в его плечо и заплакать. Рядом с ним я чувствовала себя неприлично здоровой. Он слабо улыбнулся, не прикасаясь ко мне.

— Зд орово, что ты здесь. Боюсь, у меня даже нет сил идти за багажом.

Я беспомощно огляделась, куда бы его посадить, но наши аэропорты не предусмотрены для больных людей. Черт бы побрал всех, кто думает только о здоровых. Пока я ждала его чемодан, Андрей сидел на полу, прислонившись к стене. По дороге к машине, он умудрялся шутить и подбадривать меня. И от этих шуток у меня бегали мурашки. И это при том, что у меня все-таки имелась многолетняя привычка справляться со страданиями близкого человека.

С этого дня его здоровье начало стремительно ухудшаться. Исчезли наши прогулки вокруг озера и воскресные шашлыки. К тому же наступил ноябрь. Обнаженные деревья, мокрые темные стволы сосен и грязь под ногами. Как обычно, осенью у мамы тоже наступило обострение, и я разрывалась между двумя постелями и порой напоминала себе попугая, постоянно произносящего поддерживающие слова, в которые никто не верил. Андрей отказался от химиотерапии и принимал лишь витамин С. Сколько я не пыталась его заставить, говорил, что если уж ему суждено умереть, то лучше побыстрее, чтобы не мучить меня.