Любовь против (не)любви
Шрифт:
— Но… я ведь и потом говорила, что Рональд угрожал и мне, и тебе? — перед Катериной словно пропасть разверзлась.
Джейми признался ещё тогда, год назад. А Рональд, выходит, был прав, когда говорил, будто им есть, что вспомнить? И лорда Грегори Кэт боялась не зря?
— Мне было проще не обращать внимания — ведь его я знал всю жизнь, а тебя — совсем недавно, хоть и не мыслил своей жизни без тебя. А теперь я понимаю, что был последним глупцом, и тогда — и после. Я мог не приказывать жечь Торнхилл, мы могли там остаться, сразу, и нам было бы там хорошо.
Катерина
— Не казнись, Роб. Мне тоже есть, в чём признаться тебе, и попросить прощения.
— Ты о чём, Кэт? Если об отце и Рональде, то забудь! Я сам виноват, что не защитил тебя, хотя клялся.
Она собралась с духом.
— Роб, ты клялся не мне.
— Как так? — не понял он.
— Ты клялся другой Кэт, той, которая умерла. В тело которой меня привела госпожа Мэгвин.
— Что? — выдохнул он едва слышно.
— Твоя Кэт умерла, Роб. А я заняла её место. И старалась быть… не хуже.
— Кто же ты? — растерялся он. — Ты… ты не то, что не хуже, ты другая, совсем другая. Вот, значит, почему…
— Прости, меня не спрашивали. То есть нет, спрашивали, но — толком не объяснив всего. Как и твою Кэт, когда она выходила за тебя, она тоже не знала, что ждёт её в Телфорд-Касле. Кто знает, может быть, вы и встретитесь ещё — где-то там, куда людям хода нет.
— У меня в голове не умещается, Кэт, правда! Кэт, ты будешь молиться за меня?
— Обязательно.
— Прости, Кэт. И прощай. Матушки больше нет, я смогу уйти. И Майк тоже. Майк, иди сюда.
Округлый силуэт приблизился и неловко поклонился — точно как в жизни.
Ноги уже не держали Катерину совсем, она вновь опустилась в снег и видела сквозь ресницы, как исчезают оба хорошо знакомых ей силуэта.
Прощай, Роб.
50. После боя
Катерина очнулась от того, что её облизывали шершавым языком. Щёки, нос, лоб. Горячим шершавым языком, между прочим, и не давали ей снова отключиться. Глухое ворчание, мокрый нос, который тыкался куда-то в шею, а потом её просто взяли за плащ и потащили куда-то по снегу. Молча. А потом внезапно перестали тащить.
— Какой же ты молодец, — говорил кому-то маг Жиль. — Где ж ты нашёл нашу рыжехвостую? Кати, маленькая моя Кати, просыпайся. Ты без сил, я понимаю, но надо добраться в тепло.
Крупный объект плюхнулся в снег возле Катерины, она открыла глаза.
Серебристый свет магического огня, Жиль, отряхивающий с неё снег, и — внезапно волк. Крупный волк, тоже серебристый в магическом свете.
— Так я… жива? — прошептала она.
— Несомненно и абсолютно, — подтвердил Жиль. — У тебя был шанс замёрзнуть, а у снега — засыпать тебя с концами, но это вот невероятное господне создание не позволило. Он тащил тебя за плащ зубами в сторону замка. Как тебя унесло-то так далеко? Мы уже всех собрали, а тебя не было и не было. Я было собрался своими методами поискать, но вот этот волк прямо побежал со всех ног, и их повелитель сказал — наверное, он что-то знает. И я пошёл за ним.
Катерина дотянулась до головы волка, погладила. Ого, а у волка-то шрам за ухом! Неужели тот самый, которого она нашла осенью?
— Хороший мой, спасибо тебе, — сказала, и коснулась звериного носа.
Зверь вздохнул.
— У миледи амулет, волки чувствуют его. Серый говорит, что от миледи пахнет лисицей, — донеслось сверху.
Эдвард Блэк-Рок возвышался над ними, как скала.
— Да хоть каракатицей, — Жиль поднялся и попытался поднять Катерину, но её соврем не держали ноги.
— Прости, я… я не могу, — виновато сказала она.
Тогда он просто подхватил её на руки и понёс. Нёс-нёс, потом остановился.
— Вы чего тут? Идём в тепло! — скомандовал кому-то.
— Да, мы уже, — это Джон.
Он жив, и это прекрасно.
— Не успели выдохнуть, уже милуетесь? — проскрипел откуда-то снизу Джейми.
Звук пинка, вопль.
— Джон, подержи.
Катерина чувствует, что её передают — не поверите, Джону. Впрочем, Джон держит её ничуть не менее уверенно, только не шепчет ничего успокаивающего и нежного. Просто держит.
А Джейми воет.
— Ты чего? С ума сошёл? Да сдалась она тебе!
— Ты, идиот. Ты скольких возвращенцев сегодня упокоил? Ни одного? А сколько она? Да она вас всех спасла, ты, ошибка мироздания!
— Ты бы и сам справился, — пробурчал Джейми.
— Нет. Не сегодня, не с этой задачей, и без жертв не обошлось бы. Сожрали бы тебя совсем, понимаешь? С потрохами вместе. И жаль, что побрезговали, честное слово.
— Почему он не встаёт? — спросила откуда-то сбоку Бранвен.
— Очевидно, не может, — зло сообщил Жиль. — Его ели, но не доели. А жаль. Впрочем, Джон, он же тебе брат, наверное, ты его пожалеешь и утащишь в тепло. А мне позволь доставить в замок миледи.
Катерина чувствует, как её передают, и чувствует щекой мягкое сукно дублета Жиля. Обхватывает его за шею — получается.
— Пойдём, рыжехвостая. Ты молодец, ты справилась. А скорпиона этого не слушай.
Она вновь приходит в себя, ощутив свет и тепло. Надо же, гостиная Джона, где был военный совет — вроде бы несколько часов назад, а как будто в другой жизни. Жиль опускает её на лавку со спинкой.
— Виаль, давай что-нибудь, что поможет госпоже, — командует Жиль по-франкийски.
Названный что-то бурчит в ответ о том, что прекрасной даме нечего выходить против нежити, для того есть мужчины, да, есть, и даже госпоже Жийоне тоже нечего, и другим, а у этой и так в чём душа держится, а туда же, и вы, господин Жиль, неправы, что ей такое позволяете.
Если бы Катерина могла — она бы рассмеялась.
Ей под нос сунули чашку с подогретым вином, оно остро и пряно пахло специями.
— Глотните, мадам, — проскрипел Виаль.
Пришлось сделать маленький глоточек, и открыть глаза. Виаль был сух и сед, и напоминал сучок или корягу — весь такой узловатый и складчатый. И скрипел ровно как недовыкопанный пень под ветром, или надломленная тяжёлая ветка.