Любовь против (не)любви
Шрифт:
— Очевидно, что-то там восстанавливается, — пожала плечами Катерина.
— Сама-то, поди, ни разу не пробовала эту дрянь?
— Не пробовала. Но доверяю тем, кто мне её посоветовал.
— Как других мучить, так первая, да?
— И это говоришь мне ты? — усмехнулась Катерина.
Сняла перчатку с левой руки и обмакнула в мазь один палец правой. Потерла по ожогу, который умудрилась заполучить, пока варила целебное зелье.
Острая боль пронзила несчастный ожог, будто там мало болело. Катерина прикрыла глаза, дышала — вдох, выдох, вдох,
— А мне можно сюда? — спросил белобрысый Тим, показав рубец на ладони. — Вдруг поможет?
Катерина молча намазала. Тим шумно вдохнул, да так и остался — с разинутым ртом и выпученными глазами. Очевидно, жгло немилосердно. Но звуков не издавал.
Тогда у двоих оставшихся тоже нашлись какие-то места, пригодные для лечения чудодейственной мазью. Один даже постонал немного — его ожог оказался довольно большим. Все трое поглядывали на Джейми с уважением — он-то вытерпел намного больше.
— Так я прихожу вечером? — поинтересовалась у него Катерина.
— Приходи, чёрт с тобой, — проговорил Джейми, не глядя. — И долго так?
— Курс лечения — десять дней по два раза в день. То есть — двадцать процедур, — увидев его изумлённое лицо, не удержалась от подначки. — Считать до двадцати умеешь? Дети в Торнхилле умеют. Десять — и ещё раз десять. Сосчитай пальцы на руках и на ногах — оно и получится. И одна процедура уже за нами. Можешь делать зарубки — на стене там, на кровати, не знаю, где. Можешь пальцы загибать. Не загибаются — пометь один. Бантик привяжи. До вечера.
Сунула Грейс грязную простынь, собрала перчатки и банку с мазью — и пошла наружу.
— Как вы его жёстко-то, — восхитилась Грейс.
— Что поделать, если он другого языка не понимает, — пожала плечами Катерина.
Джейми вытерпел все двадцать процедур. Его корёжило, он выл и матерился, и богохульствовал тоже, и ругал Катерину — но на неё это никак не действовало. Чего ожидать от работы в классе коррекции? Уж никак не того, что с ней будут вести себя, как вежливые и воспитанные люди.
— Неужели всё? — выдохнул он, когда двадцатая процедура оказалась позади.
Надо сказать, что и рука, и нога выглядели поживее — какой-нибудь невролог сказал бы, что рефлексы улучшаются. Джейми немного шевелил пальцами, поднимал руку, дрыгал ногой. В начале курса и этого не было.
— Пока всё. Перерыв. Десять дней, или даже больше, — сказала Катерина.
— Слава богу. Ты ведьма, Кэт, не отпирайся.
— Я маг с навыками ухода за больными, — сказала она. — Даже не целитель.
Он дёрнулся всем телом и дотронулся повреждённой рукой до её пальцев. Потрогал — легонечко.
— Что такое? — подняла она бровь.
— Нет. Ничего, — выдохнул он.
Теперь всё равно перерыв, и может, у неё получится съездить в Торнхилл?
Катерина переговорила с Джоном — тот оказался не против поездки, его радовало улучшение у Джейми, и он надеялся на дальнейший прогресс. Грейс в предвкушении паковала дорожные мешки, Джорджи играл на флейте особенно радостно. Должны успеть, пока не развезло дороги.
Но вечером накануне отъезда в Телфорд-Касл прибыл гонец из столицы. И в доставленном высочайшем повелении значилось — всем взрослым Телфордам, какие есть, прибыть ко двору её величества Елизаветы не позднее начала Великого поста.
55. Далеко ли до столицы
Сказать, что Катерина огорчилась — ничего не сказать. Она-то уже собралась домой, а тут — нужно ехать совсем в другую сторону. Пришлось спешно писать письмо Хью, отцу Томасу и Филу — что отправляется в столицу и не знает, когда вернётся, но — вернётся непременно, так скоро, как только сможет.
Грейс переполошилась, что в Торнхилле осталась вся приличная одежда Катерины — потому что явиться ко двору в серой шкурке немыслимо. Она Джону так и сказала — миледи в таком виде никак нельзя её величеству показывать. Джон вздохнул, и с гонцом отправил повеление — везти сундуки Кэт.
Было понятно, что сам он едет, так же, как понятно то, что лорд Грегори остаётся под присмотром слуг. С Джейми вышло так: Джон предложил ему остаться и командовать, пока сам он ездит, но тот упёрся — всех Телфордов, значит всех. И никаких карет и носилок — сесть в седло ему помогут, а дальше уже он не вывалится. Катерина не взялась комментировать ситуацию никак — сам не маленький, разберётся.
Из Солтвика приехала Анна. Тоже привезла сундук нарядов — потому что ко двору. Она-то, в отличие от Кэт Торнхилл, в девичестве успела год прослужить королеве — и где-то там как раз Джон её и разглядел. Катерина изумилась — а как же младенец и девочки Телфорд, но Анна улыбнулась и объяснила — с детьми осталась её незамужняя старшая сестра Оливия.
Было видно, как рад Джон её прибытию — он стал больше улыбаться. Даже если просто решал какие-то дела замка — теперь он делал это с улыбкой. Анна нравилась Катерине — она держалась спокойно и с достоинством, и хоть формально у неё было, наверное, больше прав командовать хозяйственной частью Телфорд-Касла, но она не рвалась. Внимательно присматривалась ко всему, что делала Катерина, но с советами и своим мнением не лезла. Ничего, если Катерина что-то понимает — Анне всё это и достанется, рано или поздно, так что — от неё не уйдёт.
А пока Анна внимательно осмотрела вещи Катерины и только покачала головой. В ответ на слова о том, что из Торнхилла привезут ещё, сказала — вот и хорошо, посмотрим тоже.
Из Торнхилла привезли и сундук, и письмо для Катерины. Отец Томас писал, что пусть миледи не беспокоится — дела в порядке, и выполняет в Телфорд-Касле и в столице всё, что нужно. Опять же, в столице есть возможность приобрести всякое и разное для замка и хозяйства — пусть миледи Кэт непременно всё это выяснит, обо всех нуждах она знает лучше, чем кто-либо другой. Катерина же лишь вздохнула — знает, всё верно.