Любовь с итальянским акцентом
Шрифт:
Наташа тогда опять жила вне времени, но уже из-за сына.
День — ночь; ночь — день. Дом — поликлиника. Кормление — стирка. Будильник на столе. Тревожный сон урывками.
Мать и дочь понимали друг друга без слов, боролись за своего Антошеньку, не допуская мысли о плохом. Мужчины были на подхвате. Режим жизни в доме диктовал маленький неокрепший человечек, и чем-то ему этот мир пока не нравился.
Хоть время и было щедро на неприятности, но Илья Семенович не унывал. Его бригада освоила все виды самых сложных ремонтных работ. Теперь они брались за все, что
С Юрой же происходили странные изменения. Он замкнулся, стал молчалив, но упорно посылал свои постановочные снимки на конкурсы в какие-то столичные журналы. Видимо, втайне он мечтал о том, что его заметят и пригласят на работу в солидное издание или студию в большом городе. Он не оставлял надежду стать профессиональным фотографом. В их городке это было практически невозможно, но Наташе некогда было его переубеждать и разглагольствовать с ним на эту тему.
Вдруг Юра заинтересовался кулинарией, взялся листать поваренные книги. Вскоре он обосновался на кухне вместо женщин. Уединенно колдовал над плитой, накрывал, убирал. Он не искал себе постоянную работу и не стремился быть главой в своей семье. Выполнял поручения жены и тещи по хозяйству.
Мудрая мать сказала Наташе:
— Потерпи, смирись на время. Не дергай мужика. Вон все вокруг спиваются от безделья, а твой муж пироги печет да супы варит. И пускай себе стряпает. Вот увидишь, все встанет на свои места. Бог не допустит, чтоб все рухнуло.
Анна Андреевна с возрастом стала набожной. Ходила в обновленную церковь, молилась за здоровье внука и благополучие всей семьи. Наташа тогда послушала мать. А что ей оставалось?
Но время шло, все вокруг неудержимо менялось. Бог допускал многое. Видно, гневался за что-то или испытывал суетных, вечно недовольных людишек. А может, был занят чем-то поважнее.
Все-таки в городе были предприимчивые люди, которые изловчились, поймали птицу-удачу за хвост. Открывали свои небольшие магазинчики. Товарец продавался самый разный. Появлялись частные кафе и рестораны. Нарождался новый класс имущих. Новые русские.
Жены этих новых русских хотели модно одеваться, вальяжно выглядеть. Чем сложнее фигура, тем необходимее личная портниха. Портниха в небольшом городе — это почти модельер. Кутюрье.
Наташа начала увлеченно работать. Сынок Антоша понемногу окреп, развязал ей руки. К Наташе опять зачастили клиентки. Наташа чувствовала ткань, видела модель заранее. Она умела и любое готовое платье, купленное в магазине, обыграть, внести изюминку, из скучного одеяния сделать неповторимое. За это ее ценили.
С клиентами она не скромничала. Шила отлично, так и брала за свою работу дорого. В семьях состоятельных господ быстро стала своей. Да и кто не свой в маленьком, некогда рабочем городке?
Наташа и Юра были, как всегда, рядом, но что-то ушло из их отношений. Выяснять ей не хотелось, да и некогда было. Наташа была еще молода, но у женщин очень развита интуиция! И Наташа ощущала, что уговорами и упреками уже ничего не исправить. Иногда, если нужно что-то долго объяснять, лучше и не начинать вовсе. Любящие люди должны чувствовать друг друга без лишних слов.
Чуткая мать Наташи подмечала все. Старалась чаще быть с маленьким внуком. Даже
Антоша подрастал, менялся в лучшую сторону. Он превратился в симпатичного, смышленого мальчугана.
— Мое наливное яблочко! — называла его ласковая бабушка Анна Андреевна.
Лицо ребенка всегда напоминает прелестный бутон, из которого постепенно распечатывается новая личность, похожая на мать и отца одновременно. У маленького Антона просматривался отцовский лоб, прикрытый шелковистой русой челкой, его высокие скулы, ясные мамины глаза, ее тонкая переносица и пухлый яркий ротик. Родители продлились в порожденном ими создании. Но ребенка надо растить и воспитывать! Чем старше становится дитя, тем больше приходится взрослым считаться с ним и соотносить свои поступки с его интересами. Каким будет детство — очень важно!
А Юра стал чаще и подолгу бывать у своей матери, а порой беззаботно проводил время с друзьями. Он уходил и приходил как ни в чем не бывало. Видя его прохладное отношение к сыну, Наташа часто негодовала. В ней зрело глухое раздражение. Однажды Наташа, замотавшись, с упреком как-то сказала мужу:
— Где ты живешь — не понятно. Я едва успеваю, отец работает, а тебя нет. Хоть бы с Антошей погулял, книжки ему почитал. Ну что молчишь? Ходишь, как медведь-шатун, молчком.
Она наговорила что-то еще. Наверное, грубо. Наверное, резко. Юра в ответ лишь смутно улыбнулся и пошел готовить ужин. Потом незаметно оделся и ушел. Видно, и у него внутри давно зрело какое-то недовольство супружеской жизнью.
Поздно вечером вернулся Илья Семенович. Помылся. С аппетитом поел.
— Юрка, что ли, кашеварил? — спросил он с усмешкой.
— Он, он, — закивала Анна Андреевна.
— Чудно! А вообще вкусно. Может, кафе семейное откроем, а, мать? — Отец был в хорошем настроении. — Займись с зятем на пару. У вас получится! Я ремонт сделаю. А где он сам-то? Поздно уже, куда мужика заслали? Да что вы молчите-то обе, как куклы?!
— Папа, он ушел, — заявила отцу Наташа.
— Ну так уж и ушел! — возразил ей Илья Семенович. — Скажи, что поссорились. С кем не бывает. Ты вот, дочь, больно строга стала, резка в последнее время. Мужу ласка нужна, любовь.
— Да где ей успеть-то все, Илюша! — заголосила мать, заступаясь за дочь. — Девчонка похудела вся. То в школе, то за швейной машинкой.
— Ну будет, мать! — махнул рукой Илья Семенович. — Развела тут слезы. Спать давай укладываться. Вернется Юрка завтра, далеко не убежит. У матери своей, у Снегирихи, ночует. Поговорю я с ним завтра. Чего в семье не бывает.
Но побеседовать с Юрой не удалось. Он не вернулся к жене ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю.
Наташа тоже выдерживала характер. Она занималась своими обычными делами и ничего не говорила. Мать первая завела с ней разговор, запричитала:
— Дочь, ну что же делать будем? Господи, что ж он удумал, Юрка твой! Таких, как ты, разве бросают? Да никогда он такую жену не найдет! А Антошка как теперь без отца? Ну что ж это творится? Наташенька, разреши — я отца к Снегиревым пошлю. Поговорят… Все уладится. А?
— Значит, бросают, мама, и таких, как я, — спокойно ответила Наталья. — Отца посылать к Снегиревым не вздумай и сама не ходи. Не хочу я. Не уладить уже уговорами. Будем жить дальше. А поживем — увидим.
— Девочка моя! — пролепетала Анна Петровна, обливаясь слезами.