Любовь с приправами
Шрифт:
Вспомнилось, как бабушка делала это на их просторной кухне. Вся поварская дворня сбегалась, чтобы посмотреть, как готовит старая графиня Писани.
Бабушка смешивала в большой миске сметану, сок лимона, кусочки апельсина (она нарезала их прямо с цедрой), добавляла туда хорошую порцию горчицы и всё энергично смешивала.
– Смотри, Николетто, – говорила она, – это настоящее блюдо этрусков, наших предков. Это были сильные люди, нечета нынешним худосочным итальянцам. Этруски, расены основали Рим, им покорялось полсвета. А всё почему? Потому, что питались хорошо, умели и воевать, и пировать.
Она ловко нашинковала лук и бросила его
Тут же на раскалённый чугун с шипением плюхнулись караси. Чищенные, но – целиком. Буквально две-три минуты, и они покрылись аппетитной корочкой.
Потом она брала большую жаровню с высокими краями, выливала туда соус, укладывала в него поджаренных карасей, заливала остатками соуса и отправляла всё это в горячее жерло печи. Минут 15-20 томились караси и мы, вдыхая всё усиливающийся аромат этого старинного блюда, от которого веяло экзотикой античности.
– Да, синьор Писани, я был тогда мальчиком-поварёнком в вашем доме и помню волшебные рецепты вашей бабушки, – вошёл извне голос пожилого мужчины в высоком поварском колпаке.– Надеюсь, моё приготовление не испортит ваших гастрономических воспоминаний.
– Спасибо, Жанкарло, – внезапно ответил граф и сам удивился, что как-то само собой всплыло в памяти имя этого поварёнка, с которым были ровесниками.
– Grazie, Signore! Buon appetito!
…Ох, похоже, приятные воспоминания затянули в дрёму. Но хороший булыжник для того и лежит на дороге, чтобы встряхнуть путника.
Тем более, что на горизонте уже показались знакомые с детства очертания Флоренции. Те очертания, что создали ей ещё любезные сердцу бабушки древние этруски.
Устрицы Казановы
Палаццина ди Роза (Palazzina di Rosa), где вот уже четыре года проживало семейство Хитрово, действительно, было увито розами и виноградом. Живописность этого дома соперничала с его убранством запахами, одновременно дурманящими и веселящими прохожих.
Фаэтон подкатил к большим, высоким воротам, которые почти сразу же пошли в движение, медленно распахиваясь обеими створками. В проёме взору открывался просторный двор, в дальней части которого возвышался великолепный древний особняк: с колоннами, ротондами, портиками.
На высоком крыльце его уже появился сам хозяин – 46-летний князь Николай Фёдорович Хитрово, гусар, герой сражений с Наполеоном в составе Преображенского полка. Его лихо закрученные усы и вьющиеся бакенбарды ещё выдавали того вояку, хвата и гуляку, каковым прослыл он в полку и в петербургском свете.
Николай Фёдорович был явно навеселе, в руках его был небольшой серебряный поднос с витыми бортиками, изображающими виноградную лозу. В центре подноса стоял изящный стеклянный графин с витым горлышком, рядом – небольшой бокальчик, наполненный золотистой жидкостью. Тут же – розетка в виде раскрытого виноградного листа, с горкой наполненная огромными чёрными и зелёными оливами.
– Дорогому гостю, по русскому обычаю рюмочку с дороги! – воскликнул хозяин особняка, приближающемуся
– Не могу отказать столь радушному хозяину, – улыбнулся тот в ответ. Он взял бокальчик и одним махом опрокинул содержимое в себя, крякнул, закусил чёрной маслиной.
– Хороша граппа! – воскликнул он, оценивая напиток. – А уж маринованных маслин, да такой величины, не едал, наверное, с детства. Удружили, князь….
Они прошли в комнаты, где за толстыми каменными стенами их не доставало знойное итальянское солнце. Лёгкие ткани портьер, нежно развиваясь, намекали лишь на лёгкий ветерок, порхающий из одной залы в другую.
– Рад личному знакомству, любезный Николай Фёдорович, – продолжил разговор Писани. – Премного наслышан о ваших доблестях и радушии в Санкт-Петербурге, и от Его Превосходительства, светлой памяти, фельдмаршала Кутузова.
– Мой дорогой тесть изрядно преувеличивал мои скромные заслуги, хотя, надо признать, он был очень заботлив по отношению к дочерям и внукам. Получив от Вас недавнее письмо, мы ждали Вашего приезда с нетерпением.
– Да-да, четыре года назад, перед своим уходом в лучший из миров, он просил передать своим далёким «флорентийцам» некоторые подарки, – с полупоклоном улыбнулся гость. – Простите, что добирался до вас столь долго, Государственные дела, сами понимаете…. Если Вас не затруднит, прикажите принести из фаэтона мой саквояж….
Необходимые распоряжения были тут же даны, а мужчины сели за длинный стол в большой комнате, украшенной лепниной, античными статуями и большими вазами, старинными картинами и трофейным оружием на стенах.
– Пока готовится праздничный ужин по случаю прибытия долгожданного тезоимённого гостя, позвольте предложить вам небольшой аперитив, mon ami, Николай Антонович, – широким жестом провёл над столом Николай Хитрово. – Устрицы под белое сухое вино мигом снимут Вашу дорожную усталость.
– Вы необычайно любезны и предупредительны, милейший Николай Фёдорович, – Николай Антонович взял наполненный лакеем фужер, в котором, казалось, купались все солнечные лучи Италии.
Они оба с видимым удовольствием закусили. Прохладное вину и влажные устрицы, действительно, утолили накопившийся дневной жар, словно, растворили солнечную пыль, пропитавшую всё существо путника. Пикантный рыбный соус «гарум», в который окунали вальяжных устриц, навевал видения морских глубин и древних застолий. Приятная нега завершения дороги окутала Николо Писани. Он как бы почувствовал себя дома.
– Знаете ли Вы, мой любезный гость, что мы находимся на вилле, где жил сам Наполеон Бонапарт, будучи французским консулом? – гордо задрав подбородок, заявил Хитрово. – Именно здесь он начал писать свои заметки по преобразованию государства и армии. Так что, в некоторой степени воздух здесь пронизан наполеоновским духом.
– Не сочтите за нахальство, князь, но, наверное, очень не дёшево обходится постой в столь великолепных апартаментах? – осведомился гость.
– Ах, что об этом говорить?! – воскликнул в ответ его собеседник. – Жалование пока есть, что-то поступает из российских имений, где-то приходится и перехватить деньжат на стоящую вещь….
Он вскочил со стула, подбежал к стене.
– Вот, этот мушкет 15 века, признаюсь, пробил брешь в моём бюджете, – показал он на висящее на стене старинное ружьё. – Говорят, этот мушкет принадлежал самому великому испанскому завоевателю Эрнану Кортесу. Именно с этим оружием в руках он покорил цивилизацию ацтеков.