Любовь слепа
Шрифт:
Его карьера была не единственным, что тогда закончилось, со вздохом подумал Эйдриан. Это был также конец древнего и благородного рода Монтфортов, хотя тогда он этого еще не понимал. Нет. Он вернулся в Англию поправляться от той раны, которая могла оказаться смертельной, благодарный, что остался в живых... до своего первого появления при дворе в последовавшем сезоне. Он был дураком, когда не понимал, что его изуродованное лицо наделает шуму. Конечно, он не ждал, что оно останется совершенно незамеченным. Он же не настолько глуп. Однако Эйдриан не ожидал, что из-за этого слабые женщины станут
Да, по возвращении Эйдриан посетил только один бал. Одного было более чем достаточно, чтобы заставить его решиться упаковать чемоданы и вернуться в имение, родовое гнездо графов Моубри. Его отец тогда еще был жив, и, проявив необычное понимание, неприветливый старик ничего не сказал о внезапном решении сына остаться в имении и заняться хозяйством. Он просто серьезно кивнул и воспользовался возможностью отправиться вместе с женой в длительное путешествие. Путешествие внезапно окончилось во Франции его смертью от апоплексического удара. Это было почти два года назад. Это было также причиной, по которой Эйдриан сейчас – через десять лет после своей последней битвы – вернулся ко двору.
Вернее, это была не единственная причина, поправился он, заметив, что к нему направляется его мать. Это был первый после смерти мужа выход его матери в свет, и Эйдриан подозревал, что ее не было бы здесь, если бы она не преисполнилась решимости заставить его выполнить свой долг перед семьей. Именно поэтому он и оказался здесь. В этот последний год, когда скорбь утихла, его мать, леди Моубри, начала преследовать его разговорами о его долге перед семьей, настаивая на необходимости жениться и произвести наследника. Он возражал ей, говоря, что никто не согласится выйти за него, когда его лицо так изуродовано, но мать была глуха к его словам.
Она могла сказать только, что прошло уже много времени с тех пор, как он перестал прятаться в деревне и научился существовать со своей раной. У него есть долг, который нужно выполнить, и ему лучше заняться его выполнением. И этими бескомпромиссными словами она смогла – после года постоянных напоминаний – вытащить его ко двору. И вот теперь Эйдриан стоял, чувствуя себя троллем среди стольких изящных и великолепных людей. По крайней мере так он чувствовал себя, пока не сел рядом с леди Клариссой.
– Вот ты где, сын. И что ты делаешь здесь, прячась в углу как непослушный мальчишка?
Эйдриан поморщился от слов матери, чувствуя себя именно непослушным мальчишкой, как она сказала. И все же он взял ее руку и поцеловал ее, проявив свои аристократические манеры.
– Вряд ли я в углу, матушка. Я стою тут на самом виду, где каждый может насмотреться на мое уродство.
Леди Моубри нахмурилась:
– Никто даже не замечает его. Это ты позволяешь, чтобы оно так сильно беспокоило тебя. Сейчас оно гораздо менее заметно. Время смягчило впечатление.
– Может быть, вы и правы, – лаконично согласился Эйдриан. – По крайней мере никто пока не упал в обморок при виде меня и не выбежал с криками из комнаты. – Заметив, что ее раздражение возрастает, он с извиняющимся видом улыбнулся и переменил тему: – Реджиналд только что рассказывал мне о скандале, связанном с леди Клариссой.
Брови его матери поползли вверх.
– Я действительно заметила, что ты танцевал с ней, дорогой. Пять танцев подряд. Должна сказать, ты вызовешь пересуды, если не будешь осторожнее.
– Я постараюсь быть более осмотрительным, – ответил Эйдриан и повернулся к кузену, вопросительно подняв бровь: – И так?
– И так? Ах да! – Явно нервничая в присутствии тетки, Реджиналд улыбнулся ей и объяснил: – Видишь ли, в конце лета 1808-го – в августе, кажется, – леди Кларисса, неопытное двенадцатилетнее дитя, гостила у друзей здесь, в Лондоне.
– Ни у каких ни у друзей, это была ее тетка, леди Смитсон, – мягко поправила леди Моубри. – И ей было четырнадцать, а не двенадцать.
– Разве? – Реджиналд слегка сдвинул брови. – Понятно. Ну что ж... в любом случае вскоре после ее приезда за ней приехал слуга с письмом якобы от горничной ее матери...
– Доктора ее матери, – вмешалась леди Моубри.
Эйдриан рассмеялся над тем, как кузен смутился, когда его снова поправили. Улыбнувшись матери, он предложил:
– Раз уж вы, похоже, более сведущи в этих фактах, матушка, возможно, вы сами расскажете мне об этом скандале?
Она отвернулась, но он успел заметить блеснувшие в ее глазах слезы. Нахмурившись, Эйдриан догадался, что они вызваны приливом чувств, – это была реакция на внезапную перемену в ее обычно мрачном сыне; но когда она кивнула, прочистила горло и снова повернулась к нему, ее лицо было спокойно.
– Разумеется, мой дорогой. Мою память как раз только что освежила леди Уидерспун. Она не могла удержать в себе эту отвратительную сплетню, когда увидела твой интерес к Клариссе, – сухо добавила его мать, похоже, справившись с собой. Потом она пожала плечами и пустилась в объяснения: – Похоже, причиной того, что леди Кларисса гостила у тетки одна, было то, что ее мать в это время была больна. Эта болезнь через несколько месяцев убила ее, вследствие чего лорд Крамбри женился на теперешней леди Крамбри, самом неприятном создании во всех отношениях. – Она покачала головой, потом вернулась к своему рассказу: – Во всяком случае, вскоре после приезда леди Клариссы к тетке прибыл слуга с посланием, адресованным тетке якобы от врача леди Крамбри. В нем говорилось, что матери Клариссы стало хуже и что ей осталось всего день-два. Письмо предписывало тетке не тревожить девочку, сообщая ей обо всей серьезности ситуации, а просто сказать, что мать Клариссы нуждается в ней, и немедленно отправить ее домой в карете, в которой приехал слуга. Что, как ни глупо это может показаться, тетка и сделала.
– Почему глупо? – спросил Эйдриан.
– Карета была неизвестная, – объяснил Реджиналд, стремясь восстановить свою репутацию и добавить что-то к рассказу. – На ней не было фамильного герба.
Эйдриан вопросительно поднял брови:
– Тетка этого не заметила?
– О, заметила. Она даже спросила об этом, – заверила его леди Моубри. – Слуга сказал, что у его кареты по пути в Лондон сломалось колесо и что он был вынужден оставить ее в придорожной гостинице для ремонта, а сам нанял другой экипаж, чтобы завершить поездку. Он надеялся, что сможет забрать ее на обратном пути, если карету починили.