Любовь стоит того, чтобы ждать
Шрифт:
А то, что было после… Лишь следствие. Каждый раз лишь следствие болезни, в которой была причина, симптомы, но от которой не было излечения.
Я не знала, почему провоцировала нашего капитана — не могла ответить внятно даже самой себе. Не знала, почему он поддавался… Обиженный, злой, «преданный», но на самом деле предавший.
А может, и знала… Но не готова была озвучить это даже самой себе.
Я не понимала, к чему это нас приведет. И отказывалась признавать, даже шепотом и в темноте ночи, насколько мне нравится то, что происходит. Ведь я не должна была… точнее,
— Механик Лан!
Холодный голос капитана заставил обернуться, а собственная сдержанность — уставиться на него с самым спокойным и исполнительным выражением лица. Истукан, наверняка, скажет сейчас что-нибудь неожиданное, на грани, понятное только нам двоим. Призванное то ли оскорбить меня, то ли приласкать, добавляющее еще большей остроты в наше общение без общения, в наши ночи, проходящие наедине друг с другом, но порознь, в которых мы достигали новой степени откровенности, несмотря на то, что я его не видела, лишь чувствовала… А он следил, не отрываясь, за каждым моим движением. Которые с каждой «совместной» ночью становились все откровеннее…
— Не боишься лишиться пальцев? Медкапсула нарастит, конечно, но далеко не сразу… если будешь так небрежно засовывать их… в глубину.
Его голос на последних словах ощутимо дрогнул. Я же инстинктивно сжала бедра, стоя на коленях у открытой панели, ведущей в нутро корабля.
И перевела взгляд на руки, которые до того покрыла изолирующим раствором, а теперь проводила «спасательную операцию» одному из приборов, копаясь в серебристой переливчатой жидкости, полной закрепленных и перемещающихся деталей, её среди экипажа называли «супом». Конечно, согласно общим инструкциям, я должна была использовать специальные приборы… Вот только ни один механик этого не делал. То, что составляло основу, вены, кровь и органы корабля нужно было трогать руками, это мне еще на первой стажировке объяснили.
Иначе не прощупать, не понять, не сродниться… И после того, как стажирующий меня бугай несколько раз наглядно продемонстрировал разницу между ремонтом манипулами и пальцами, я прониклась «неправильным» способом до конца, как и любой нормальный механик.
Конечно, Норан это знал.
И, конечно, затеял разговор не для того, чтобы «помочь» мне разобраться.
Я погрузила руки еще глубже. И слегка прогнулась в пояснице.
Судорожный выдох был ответом на мои действия.
И только после этого я ответила более низким тембром… чем тот, что мне привычен. Почти неосознанно…
— Не волнуйся, кэм. Я осторожна и нежна… как никогда. Следишь, чтобы я не сломала твой драгоценный корабль? Вряд ли я стану делать это с тем, от чего зависит моя жизнь.
— Верю… ты всегда была расчетливой.
— Ну, я же страж… наполовину, — ухмылка стала еще шире… но горше. — Самая расчетливая раса… — пробормотала едва слышно, внимательно отслеживая перемещение нескольких искусственных скопищ молекул через специальный окуляр. От их
Ухватила мешающий поток и почти нежно перенаправила в нужную сторону.
Тут же загорелись потухшие ранее индикаторы.
Довольная собой, я бодро встала и… почти уперлась в твердую грудь капитана.
Бездна.
Соски моментально стали такими же твердыми, как его тело, и чуть не проткнули ткань… Взгляд Гарда метнулся к моей груди и тут же вернулся к лицу. Он почти выдохнул:
— Я пришел не за этим…
— Да-а?
Ох, даже для меня это прозвучало… слишком волнительно.
— Завтра мы высадимся на пятую планету. ЕААН. И я хочу, чтобы ты пошла с учеными в качестве механика.
— Конечно, — я немного удивилась. И насмешливо улыбнулась. — Надо было сообщить мне об этом лично? Кэм, если у тебя сломалось переговорное устройство, могу починить…
Он посмотрел почти с ненавистью, а потом резко развернулся и, печатая шаг, ушел.
Я же, чуть ли не весело насвистывая, отправилась в закуток, где хранились инструменты.
Да, глупо. Да, похоже на ребячество, но…
Если позабыть о том, что нас связывало, то происходящее напоминало первый курс в Академии пилотов. Когда я, девочка с окраины, прятавшая свою неуверенность за стервозностью, была инициатором всего, что с нами происходило… и умело при этом делала вид, что мне все равно.
Иногда я задумывалась, а не стало ли это одной из причин, по которым Гард так и не начал доверять мне? Не слишком ли я заигралась в независимость, не показывая истинные эмоции и симпатии?
Я старалась отбросить эти уже никому не нужные мысли, но истукан будто воздействовал одним фактом нахождения рядом. Рушил сознательно воздвигнутые барьеры и возвращал, возвращал меня туда, где мы оба проявили далеко не лучшие свои качества.
А может, так влиял сам Край?
Нечто губительное, приближавшееся к нам с огромной скоростью, срывавшее все покровы и наносное, обнажавшее нашу суть так же, как я обнажала внутренности корабля, и незримыми руками достававшее кровоточащее сердце на всеобщее обозрение…
Я не боялась Смерти, но… чувствовала её приближение, как никто другой. Может потому, что согласилась со своим рождением и принадлежностью к определенной расе. А может потому, что каждое мгновение жизни видела Смерть рядом и как-то привыкла к её присутствию. Настолько, что за её плотной завесой и запахом, в котором смешались сладость и разложение, никогда не замечала Любви…
Однажды я прочитала, что любое живое существо, умирая, вспоминает свою жизнь… и если та прожита достойно, умирает с улыбкой.
Или же с гримасой сожаления — в противном случае.
Последние дни мне казалось, что каждый из стражей начал что-то вспоминать. Чувствуя умирание: не собственное, но этой части Вселенной. Вот и я вспоминала… Защищаясь как могла. Насмешкой и соблазнами. И Гард делал то же самое. Мы были с ним очень похожи… и оба, видимо, чувствовали, как с нас слетают защитные оболочки, оставляя лишь самое важное.