Любовь тоже убивает
Шрифт:
– Так это ж Лилька из 12-й. Там, где вы дверь сломали, – старушка увидела немой вопрос в глазах девушки, и её понесло, – дочка это Вальки и Толика. Бабе скоро пятьдесят стукнет, а она всё в девках ходит. А кому такая толстуха нужна. Мы только и обсуждаем её. Хоть какого хахаля привела бы. Нет. Одна ходит всё время. Вальку спрашиваем, когда замуж дочку отдашь, а та отмахивается. А зачем вы им дверь сломали? Что такого они натворили? Вот тебе и тихони. Говорят же, что черти всегда в тихом болоте водятся…
– Спасибо, бабушка, мне пора, – прервала её монолог Маша, и начала спускаться по лестнице, услышав, как хлопнула дверь подъезда.
Стоящий
– Тюрина, ты ещё там? – донёсся из динамика напряжённый голос капитана.
– Да. Возвращаюсь уже. Всё узнала.
– Эта женщина вошла в подъезд. Можешь проследить.
– Могу, – ответила Маша, и уже отключившись пробормотала себе под нос. – Уже отследила.
Она поднялась на пролёт выше, так, чтобы было видна квартира 12-ть. Ожидаемо створки лифта открылись на третьем этаже, звякнули ключи, и женщина вошла внутрь. Маша постояла ещё немного, прислушиваясь к громким крикам, доносящихся из той самой квартиры. Это продлилось пару минут, а затем наступила тишина. Делать здесь было нечего, и девушка пошла вниз. Её снова остановила вибрация телефона.
– Машенька, – голос Санина был едва слышен, словно он боялся кого-то спугнуть, – снова есть сигнал. Из 12-ой. Пост удалён… Баран, зачем я ОМОН отпустил… Жди меня там. Только тихо… И ничего не предпринимай.
Но она не послушалась, подошла к двери и нажала на кнопку звонка. Послышались шаги, клацнул замок и дверь открылась. На пороге стояла Лиля. Маша достала из папки фотографию Сюзанны и протянула ей.
– Вам знакома эта женщина? – спросила она.
– Да, – замешкавшись ответила та. – А что случилось?
10
Гена не знал, а скорее всего просто забыл, что пароль к его аккаунту не такой уж и секрет для Тани. Они завели их давно и почти в один день, скрывать было нечего, поэтому поводов лазить друг к другу с ревизией не было, как и не нужно было тренировать обоюдную бдительность. Когда же повод появился, ему было уже поздно оглядываться по сторонам, когда жена входит в комнату, переворачивать телефон и, казалось бы, незаметно переходить на другую вкладку на компьютере. Не помогла даже мышка с бесшумными кнопками, которую Гена купил специально для этого. Таня уже несколько месяцев как читала его переписку с какой-то Викки, узнав из неё много нового о своём муже, такого, что иногда уши краснели от стыда. Ломая себя и пересиливая отвращение, она продолжала предаваться вместе с ним регулярным и таким привычным плотским утехам, которые раньше доставляли удовольствие и добавляли жизненных сил на целую неделю. Ей очень хотелось увидеть развязку этого эпистолярного романа. Но с каждым месяцем становилось всё тяжелей и тяжелей переносить это ожидание. Красавица оказалась строптивой и не поддавалась ни на какие уговоры о встрече. Таня в красках представляла себе её последствия. Ладно бы банальный триппер, да и сифилис можно вылечить, но что делать со СПИДом, который Геночке так захотелось подцепить.
Иногда она была готова рассказать обо всём, особенно после прочтения очередных признаний в любви к этой бесстыжей твари. А как же тогда их любовь? Было так сложно пронести её практически через всю жизнь; скрывать, таиться, лгать всем вокруг, довести этой ложью своих матерей до смерти, и всё же сохранить это чувство друг к другу. Получается, что оно испарилось? Исчезла, казавшаяся вечной,
И вот вчера случилось то, чего Таня ждала так долго – он таки добился встречи. Как забавно было наблюдать за тем, как её муженёк готовился к этому свиданию. Гена никогда не был так гладко выбрит, так тщательно вымыт и так обильно орошён самым изысканным парфюмом. Костюм, галстук, белая накрахмаленная рубашка, лаковые туфли – весь этот арсенал респектабельного джентльмена уже долгие годы был заточён в шкафу, поскольку предпочтение отдавалось джинсам, толстовкам и кедам, именно таким способом Гена пытался молодиться.
– Куда это ты так вырядился? – пытаясь скрыть ехидство, спросила Таня, когда он во всей своей красе вышел из комнаты.
– У нас сегодня встреча на работе с инвесторами, – не моргнув соврал Гена, – шеф просил всех быть при параде.
– Не перестарался с парадностью?
– Вроде нет, – не заметив ничего подозрительного в словах жены, ответил он, поправив перед зеркалом галстук.
– Тогда удачи с инвесторами. Надеюсь, что среди них нет симпатичных баб?
– Какие бабы, – замельтешил он, – ты же знаешь моего шефа, он уже давно ни на кого не заглядывается.
– Да я не про него. Я о тебе беспокоюсь, как бы кто не увёл такую красоту.
– Кому я нужен, – махнул рукой Гена.
– Ну не скажи, – задумчиво произнесла Таня.
Он всегда знал, что нравится женщинам, но при этом всем своим видом демонстрировал полное равнодушие к ним, чем сбивал настрой и рушил далеко идущие планы дам. Лишь однажды, когда рискнул в начале 2000-х отправиться в самостоятельное бизнес-плавание, ощутил на себе весь ужас любви, отчаявшейся женщины, решившейся на безумный поступок.
Он не мог даже предположить, что неприметная менеджерица из фирмы, торгующей компьютерами, с которой можно было невинно поболтать о всяких глупостях, пока собирался заказ, и лица которой не вспомнил бы даже под пытками, вдруг превратиться в надоедливую бабу, готовую на любое унижение ради удовлетворения внезапно вспыхнувшей страсти. Геннадий приходил на работу, а она уже сидела на лавочке у входа в офис, под любым предлогом прорывалась к нему в кабинет, усаживалась на диван напротив стола и, ничего не говоря, ловила каждое его движение, он приказывал не пускать её, но та на следующий день всё равно каким-то образом просачивалась в офис.
– Марина, зачем ты это делаешь? – не выдержав, спросил Гена. – Чего добиваешься?
– А люблю тебя, – тихо ответила она, словно выдохнув последние жизненные силы. – Не могу без тебя жить.
– Но это детство какое-то. Мы взрослые люди… Ты же знаешь, что я женат и встречаться с тобой не буду ни при каких обстоятельствах.
– У меня тоже есть муж, но он мне больше не нужен.
– Марина, ты мне даже не нравишься. А этим преследованием всё равно ничего не изменишь.
– Тогда я умру, – равнодушно произнесла она.