Любовь в мегаполисе. 3. Мы не подходим друг другу
Шрифт:
– Ну вот и не надо.
– Ой, рыжий, только вот не надо быть мужиком. Давай, побудь сопливой девчонкой и расскажи, что там тебя не устраивает.
– Да нормально все, - и пауза, которую я боюсь нарушить.
И мы молчим, словно оба хотим сказать что-то важное друг другу, но не решаемся.
– Домой хочу, - признается Даня, а я слышу, что не домой, а ко мне.
Я знаю, что все это мои выдумки, но не могу по-другому. Я слишком скучаю по этому парню. Но никогда в жизни ему в этом не признаюсь.
– Еще немного осталось. Что врачи говорят? Какие прогнозы?
– Еще недели две-три. А потом реабилитация дома.
–
– Вот и я говорю, что все нормально. Просто… я целый день с мамой, а ночевать приезжаю в квартиру. Кризис миновал, и теперь в клинике ночевать не разрешают. А вечером здесь одному тоскливо. Да еще и гребаный немецкий, который я не понимаю от слова совсем.
Яроцкий открыл мне частичку себя, а я не знаю, что ему сказать. Как помочь? В моем воображении Яроцкий один в квартире, где не хватает меня. Поэтому все мои предложения слишком пошлые и откровенные, что я ерзаю на кровати с бока на бок. Девочки не должны о таком думать.
– Здесь тоже не очень весело. Три дня были дожди. Правда, Маргарита Павловна не дает унывать. У нее всегда хорошее настроение и какие-нибудь вкусняшки с утра, - стараюсь отвлечься от своих мыслей об одиноком Дане и слава богу, он меня поддерживает.
– Да уж! С ней не соскучишься! Она - как телевизор, болтает без остановки, - Даня смеется, и мне так становиться так тепло, - а ты почему так долго не спишь?
И я говорю ему правду. Нет, не про то, как не могла решиться ему позвонить. А про то, что мне не спится. А потом про погоду, про то, как провожу свои будни. А Яроцкий рассказывает мне, чем он занимается весь день в клинике. Сначала говорить тяжело, нас обоих сковывает легкая неловкость, а потом мы даже подшучиваем друг над другом, как старые добрые знакомые.
Я не знаю, сколько мы проговорили, но довольно долго. И засыпала я с улыбкой на губах, потому что мне определенно понравилось разговаривать со своим мужем, его голос, его шутки – если бы не вынужденный брак, то возможно между нами что-то бы и получилось.
В последующие дни я ждала звонка от Дани, но он так и не позвонил. Мне казалось, что мы на короткое время нашли общий язык, и можно было бы продолжить общение, но я не могла переступить через себя и позвонить ему снова. Я сделала первый шаг, теперь был его ход. И, к сожалению, он его не сделал. Что говорило о многом.
Май сменил июнь. Знойный, цветущий. А я не находила себе места. Я знала, что мой муж скоро вернется и не знала, что нас ждет.
Я боялась, что он вернется без предупреждения. Что однажды я выйду на кухню, а он там. И я не знала, что ему сказать, как смотреть на него.
Но все оказалось более прозаично. Мне позвонил свекр и предложил встретить маму Дани и его сына на вокзале. В связи с перенесенной операцией авиаперелеты свекрови запрещены, и они добирались до дома сухопутным путем. Шорты, майка, легкий макияж и я уже мчусь в город, где мы встретимся с отцом Дани.
Поезд из Москвы задерживается. И я начинаю нервничать.
Во-первых, мы на вокзале не одни. Отец Даньки привез помощников. Потому что Анна Дмитриевна еще слаба и нуждается в посторонней помощи. И я как бы не против того, что ей сейчас помогут, но я и так боюсь своей встречи с мужем, а тут еще куча свидетелей. Надеюсь, им будет не до нас. А, во-вторых, внутренний трепет, который охватил меня с ног до головы уже на вокзале. Я летела сюда, не думая не о чем. Для меня главным было приехать вовремя. А когда я успела, и теперь осталось только выйти на перрон, у меня началась паника. Все мои страхи и мысли прямо сейчас заставляли мое тело дрожать, и я нервно мерила шагами здание вокзала. Мое состояние никто вроде не замечал, потому что все были во взвинченном состоянии, и это немного успокаивало.
Полчаса ожидания мне показались вечностью. И вот когда мы уже стоим на перроне напротив нужного вагона, я изо всех сил стараюсь казаться равнодушной.
Первой я вижу свою свекровь. До выхода ее сопровождает медсестра и медбрат. А дальше ее подхватывают под руки два крепких парня, приглашенных отцом Дани. Она бледна, но все равно хоть и вымученно, но улыбается. Я обнимаю ее. Ее движения замедлены, и она с трудом держится на ногах.
Дани нет.
Спросить где он, я не решаюсь. И хорошо. Потому что через несколько мгновений я вижу в тамбуре своего мужа. В джинсовых шортах и белой футболке с сумкой, перекинутой через плечо. Он спрыгивает на землю и оказывается лицом к лицу со мной. Его глаза изучает мое лицо и в итоге останавливаются на губах, а у меня во рту все пересохло и ноги, кажется, одеревенели. Я не могу произнести ни звука, не то, что слово. Я тону в его глазах. Я не слышу звуков и никого не вижу.
Неожиданно Даня склоняется ко мне и шепчет:
– И я рад тебя видеть, ведьма. Но нас все смотрят.
Он легко касается губами моего лба, скользнув свободной рукой по талии, и я таю от его внимания. И я не понимаю, как я могла забыть насколько сладки его прикосновения. Думала, что помню все до последней мурашки. Но реальность намного круче.
Следом за Данькой краем глаза вижу двух девчонок в ультракоротких шортиках и суперобтягивающих маечках, что их сиськи не меньше четвертого размера, вот-вот вывалятся из этих маечек. Они обе призывно улыбаются и просят Даню помочь с чемоданами. Даня в ответ улыбается им, и конечно, кидается им на помощь. Я не вижу, цепляют ли его их прелести, но если я их заметила, то Яроцкий по-любому обратит внимание. Я бросаю взгляд на свою скромную футболку, и вот у меня никогда не было проблем с самооценкой, мне всегда было плевать кто и что подумает обо мне, но сейчас поджав губы, я разворачиваюсь и иду к машине.
Анну Дмитриевну уже давно увели, а Данька найдет меня, если хочет вернуться со мной. А если нет, то приедет на такси. Но Яроцкий догоняет меня на полпути.
– Ты куда свалила, ведьма?
– Домой. Здесь жарко, - отвечаю на ходу и не сбавляя шаг.
Я иду быстро, но Даня несмотря на свою сумку и длинную дорогу, не отстает. Мы молча доходим до парковки, садимся в мою машину. Яроцкий смотрит на меня с каким-то сожалением, и я не понимаю в чем дело. И продолжаю молчать.
– Какая муха тебя укусила?
Хочется ответить, что с большими сиськами, но я молчу, и осознав свой ответ, я понимаю, что ревную. Вот так легко и просто.
– Говорю же жарко, - а у самой голос дрожит от своего открытия. Или от его присутствия. Он опять так близко. Но ведет себя прилично. Даже не язвит и не ухмыляется, как обычно.
– Ладно, дома поговорим.
Яроцкий включает музыку, прибавляет громкость, и мы выезжаем в сторону дома под Мари Краймбрери. Даня откидывается назад и закрывает глаза, а у меня теперь есть возможность рассмотреть его без зазрений совести. У него темные круги под глазами, и мне кажется, что он немного похудел. Этот месяц был для него совсем нелегким. Он все-таки не как я – загорал в Доминикане.