Любовь в прямом эфире

Султан Лия

— Авиакатастрофа под Алматы. Разбился частный самолет. Будем собирать группу. Думаю, сделаем три экстренных, — докладываю я.

— Ужасно, — качает головой шеф. — Известно, кто летел?

— Пока нет.

— Держите меня в курсе, — просит он и поворачивается к мужчине, — Кстати, Лев, познакомься. Это — Софья Касымова — наш лучший выпускающий редактор и продюсер спецпроектов. А это Лев Захаров. Будет отвечать за нашу безопасность.

— Очень приятно, — коротко кивнул, а меня будто ледяным ветром снесло от его тона и безразличия.

—

Взаимно, — возвращаю ему сухой кивок, а сама вся горю изнутри.

Ну вот и встретились…

В голове моей за эти несколько долгих секунд пролетает все, что между нами было: первое знакомство, первый поцелуй, первое признание и первая ночь, которая сделала меня самой счастливой женщиной на Земле. Он приручил меня, сделал своей, научил любить до безумия и забытья, а потом сам же все разрушил, запутавшись в хитросплетенной паутине лжи.

Восемь лет назад этот мужчина вдребезги разбил мое сердце, выбрав не нас. Хотя к чему винить только его? Я ведь тоже тогда от него отказалась, не боролась и отдала другой. Как я думала, навсегда.

Глава 2

Залетаю в туалет и сначала пытаюсь прийти в себя от неожиданной встречи с бывшим. Что он здесь делает? Почему отвечает за нашу безопасность? Складываю два плюс два и вспоминаю, что у Льва было охранное агентство, но он что-то говорил о расширении. Видимо, все получилось, раз с небольших компаний он переключился на крупные телецентры. В нашем, например, находятся три канала, две радиостанции и три информагентства. Все они входят в один холдинг и принадлежат одной очень важной персоне.

Ставлю сумку на пол и включаю холодную воду. Надо хотя бы постараться вывести пятно от кофе на любимой блузке. Смачиваю салфетку и принимаюсь остервенело тереть коричневый след, но делаю только хуже. Руки трясутся и не слушаются, а в голове полный кавардак. Бросаю бумагу в урну и вцепившись дрожащими пальцами в белоснежную раковину смотрю на свое отражение в зеркале. Изменилась ли я за те восемь лет, что мы не виделись? Не особо. Может, только волосы стали длиннее, а сама я еще циничнее. Помнится, Льву нравилась моя непосредственность и чувство юмора. Он смеялся над моими шутками и словечками, а еще говорил, что я особенная. Ну зачем память вновь возвращает меня в то время? Ведь я уже научилась о нем не думать.

— Соня…Соня, ты слышишь меня, моя милая? — шепчет Лев мне в ухо, крепко удерживая в объятиях. А мне трудно дышать…но не от нехватки кислорода, а от обиды и жестокой правды, что бетонной плитой придавила.

— Лева, отпусти меня, пожалуйста. Я больше не твоя, не мучай меня, — произношу сквозь слезы, которые предательски выступили, хоть я и пообещала себе не показывать ему свою слабость.

— Я все сделаю ради вас. Я клянусь тебе. Вы ни в чем не будете нуждаться. Я признаю ребенка…

—

Нет больше никакого ребенка, Лева. Нет, — слова застревают в горле колючим комом. — Можешь передать ей, чтобы не волновалась. И мне от тебя ничего не надо.

— Ты… — голос Льва резко меняется, в нем появляются жесткие нотки осуждения. Он отстраняется и странно смотрит на меня.

— Что? Сделала аборт? Ты так плохо обо мне думаешь? — горько усмехаюсь, а самой выть хочется от нестерпимой боли. — В конце концов, хотя бы один ребенок у тебя все равно родится.

Дверь в туалет открывается, что быстро приводит меня в чувство и возвращает в реальность.

— О, Сонька! Привет! — звонко здоровается наш координатор Дина. — Бли-ин, пролила кофе? — с сочувствие спрашивает.

— Ага.

— Жесть. Новости видела? Кого отправишь? — спрашивает Дина уже из кабинки.

— Руслана. Написала ему, он подъезжает. Оператора только дай толкового, чтоб не налажал.

— Обижаешь, мать, — смеется коллега. — Слушай, тут генеральный водит по кабинетам какого-то мужика. Не видела?

— Нет, — холодею я, поняв, о ком идет речь.

— Тако-о-ой красавчик. Взрослый, солидный…такой, знаешь, альфа-самец.

— Дина, — беззлобно ухмыляюсь, — мать двоих детей. Тебе двух бывших мало?

— А что? — женщина выходит из кабинки и встает рядом со мной, чтобы помыть руки. — Я женщина свободная, год в разводе. Может, это моя судьба?! Вот знаешь, есть мужчины, которые к сорока отращивают пузо и лысеют. Мой второй бывший в последнее время ходит с "озером надежды" на голове, — заливается она. — А этот нет…такие мужики с годами только лучше, как, хорошее вино. Кстати, они вроде как в ньюсрум собирались.

А вот это плохо. Не хочу с ним больше сталкиваться, не хочу бередить старые раны и переживать себе во вред. И потом ньюсрум — моя территория, где я чувствую себя как рыба в воде. А он придет и все испортит.

Прохожу по в нашему open space офису (офис открытого типа), где работают журналисты двух редакций: русской и казахской. На съемки всегда ездят два корреспондента и один оператор. Темы в выпусках одинаковые, сюжеты похожи, только на разных языках. У каждой редакции свои выпускающие, но работаем мы в команде и часто друг друга прикрываем.

Уже в кабинете закрываю за собой дверь и быстро иду к шкафу, где висит белая рубашка, которую я принесла на всякий случай, когда продюсировала Дебаты кандидатов в депутаты. Хорошо, что тогда я забыла унести ее домой.

Серый пиджак вешаю на спинку стула, запачканную блузку снимаю и остаюсь в бежевом кружевном бюстгальтере и брюках. Достаю с вешалки рубашку, но тут же чувствую неладное: снова повеяло холодом, хотя я помню, что плотно закрыла дверь. У нас кабинеты-аквариумы, но стены оклеены специальной серой пленкой, чтобы редакторы могли уединиться и сосредоточится на текстах, а не на ходящих по офису людях.