Любовь в смертельной прогрессии
Шрифт:
Да, похоже, я действительно непроходимый тупица, ровным счетом ничего не понимающий в жизни. Во всяком случае, хлопать в ладоши от таких слов мне совсем не хотелось, а вот запустить в него — я невольно пошарил рукой по столешнице в поисках нужного предмета, — ох, была бы моя воля…
— Ты так считаешь?
— А что? — уже не так уверенно спросил он и пожал плечами. — Звали-то чего?
— Вот за этим и звал. Поедешь в салон, подберешь мне машину. У нашего юриста оформишь доверенность на себя, ну и все бумаги на перечисление. В общем, чтобы я не заморачивался
— Вот это я люблю! — возликовал Кирилл так, будто я решил подарить машину ему лично. — Какие предпочтения будут?
— Простые — чтобы надежно и недорого.
Шведов скорчил постную мину.
— Чё такой пессимизм, Викторович? Эти вопросы механик решает, не я. Надежно, недорого…
Нет, он однозначно сегодня выведет меня из себя, подумал я, закипая.
— Тебе что, не нравится работа?
— Какая работа? — он поерзал в кресле. — А… ну, в принципе, работа мне нравится. Нет, вы не подумайте, я все сделаю. Дешево так дешево. Хотя, мне кажется, что снаряд в одну воронку дважды…
— Пошел вон! — гаркнул я, не выдержав.
Шведов вскочил и, отдав честь, развернулся на каблуках.
— Есть, ваше-бродие!
У двери он притормозил, глянул на меня вполоборота:
— Немец, японец?
— Нанаец.
— Учтемс…
В кабинете после ухода Шведова еще некоторое время витала атмосфера бесшабашности, и возникшее было раздражение, сменилось на странное умиротворение. Все-таки этот клоун прав — надо уметь радоваться шансу, подаренному судьбой.
Хмурый Ваня Ряскин вошел в кабинет, как туча из-за леса. Все испортил сразу — и мой притянутый за уши оптимизм, и желание изменить отношение к жизни. Да уж, если чего-то там не доложили, то все блюдо, что называется, на выброс. Глядя, как уныло повисли щеки у моего зама, я автоматически приложил ладони к своему лицу — впечатление, что заныли зубы, причем все сразу.
— Ну что, Иван Иваныч, никак дурные вести?
Ряскин исподлобья бросил на меня короткий взгляд и шмякнул папкой по столу.
— Ко дну еще не идем, но пробоина имеется. — Он с шумом отодвинул стул и сел справа от меня.
Я, как священник на исповеди, терпеливо ждал, пока он, вытащив из кармана большущий носовой платок, тщательно протрет свой лоб и лысину и начнет уже, наконец, каяться.
— Понимаете, Алексей Викторович, — Ряскин спрятал платок и, в очередной раз зыркнув на меня из-под заросших бровей, побарабанил пальцами по столу, — заказчики что-то закобызились, требуют предоплату назад.
Я невольно откатился на кресле от стола.
— Не понял. Все что ли?
— Господь с вами! Двое. Пока только двое.
— Причина?
— В том-то и дело, что причину не называют. Ну, точнее, объясняют что-то своими внутренними проблемами. Короче, виляют. И с Виженска, и с Рудинска. Заметьте, что в обоих случаях одна и та же отговорка. Никчемная. Мы можем, конечно, надавить на них санкциями, предоплату тоже, по договору, не возвращать. Но суть в другом, — Ряскин отвел взгляд в сторону
— Что, тоже решили принять участие в тендере?!
Ряскин кивнул.
Нет, это уже был удар ниже пояса. С толстосумами Трегубовыми тягаться абсолютно бесперспективно. И зачем им это? Совсем другая сфера…
— Хочешь сказать, что все это не случайно? — задал я глупый вопрос.
— Очень хочется, чтобы случайно… Но мы же с вами не наивные люди, не вчера бизнес начали.
— Не вчера, Иван, не вчера. Кто-то решил испортить нам жизнь. Кто? Зачем? — Это я уже говорил сам с собой.
Ряскин смотрел на меня, ожидая решения. А я ничего не мог ему предложить.
— Знаешь, — неуверенно произнес я, — давай пока не будем паниковать, но для начала предпримем кой-какие меры… Надо поднять данные за последние год-два по персоналу. Только так, чтобы это не бросалось в глаза.
— Понимаю.
— Кто увольнялся, по каким причинам, кто пришел и откуда, ну и так далее.
— Я все сделаю, Алексей Викторович. Нельзя сидеть и ждать, пока нас растопчут. Вот же не было печали, — сокрушенно покачал он головой.
— Рано или поздно такое случается и, наверное, не только у нас. Я так думаю. Ну что там еще у нас есть, — я кивнул в сторону папки.
Уже вечерело, когда я вышел из офиса. Просидев с Ряскиным добрую часть рабочего дня, я сделал еще кучу всевозможных звонков, переговорил с людьми, с которыми давно был в одной завязке. Настроение некоторых меня насторожило — такое впечатление, что с ними кто-то обо мне говорит. И говорит нехорошо. Перспективы с тендером действительно становились весьма туманными.
На обед Катерина заказывала в офис пиццу, заваривала кофе, преданно заглядывала мне в глаза. Что-то ее тоже тревожило, но, боясь навлечь на свою голову гнев, молчала. И правильно делала. Ничего утешительного я ей сказать не мог. Поэтому я делал вид, что не замечаю ее многозначительных взглядов. Мои проблемы, начавшиеся два дня назад, обрастали странными деталями, как снежинка кружевами. Впору было бежать без оглядки куда подальше. Только куда? И, главное, знать бы от чего или от кого конкретно. А то ведь так от каждого куста шарахаться придется. И место здесь не сыграет никакой роли.
У крыльца со скучающей миной стоял Кирилл Шведов, поигрывая ключами от машины. Рядом стояла черная сверкающая Вольво. Я посмотрел на Шведова, тот небрежно указал пальцем на автомобиль.
— Все, как вы изволили желать. Надежна аки танк, по купюрам тоже не зашкаливает, будьте спокойны. Представительность опять же…
Вид серьезного Шведова невольно рассмешил меня.
— Кирюха, ты, похоже, подбирал производителя под свою фамилию, не иначе.
Тот замер на мгновение, затем рассмеялся.