Любовь за вредность
Шрифт:
— Понимаю, что шансов у меня никаких нет, но все-таки решил с вами поговорить. Вернее, просто не удержался. Ужасно захотелось посмотреть на вас еще раз. Я никогда не верил в первую любовь, последнюю любовь, но теперь понимаю, что в этом что-то есть.
Я сидела молча, сложив руки на коленях. Мои ответы ему были не нужны — он знал их лучше меня. Он посмотрел на меня с сожалением.
— Вы для меня — тот Рубикон, что поджидает в жизни каждого мужчину. У всех он разный: для кого-то это алкоголь, для кого-то желанная женщина. Я вам ничего не предлагаю. Во-первых, потому, что
Панкратов просто рассуждал вслух, собеседник ему был не нужен. Хотя сочувствующая слушательница — нужна. Мне казалось, что у него сейчас просто некий переломный момент и я в принципе никакой роли в этом не играю. Не я, так другая. Просто подошло время перемен и осознания своего предназначения в этой жизни. Что он будет делать дальше, как жить, не моя забота.
Он глухо продолжал:
— Мне кажется, мы с вами родственные души. Я всегда считал в жизни главным достоинство и порядочность. И старался следовать им в самые тяжелые моменты своей жизни. Но признаюсь, горше времени, чем сейчас, у меня еще не было.
Для меня эти понятия тоже были не пустым звуком. Именно поэтому он для меня не существовал — чужие мужья никогда меня не интересовали. Панкратов это понимал, но в его душе явно произошел какой-то надлом. И мне казалось, что виной этому вовсе не я. Может быть, он просто устал? Я сказала ему об этом, и он тяжело прикрыл глаза.
— И это, конечно, тоже. Но для меня, видимо, пришло время последней любви. Не думал, что она будет так для меня тяжела. Я всегда был цельной натурой и бороться с собой мне никогда не доводилось. Противное занятие, надо признать. И знаешь, что поступаешь правильно, а вся душа бунтует и требует совсем другого.
Тут он уступил порыву и взял меня за руку. Я с напряжением ждала, что он будет делать. Мне не хотелось быть грубой или бестактной, но как безболезненно напомнить человеку о долге и чести, только что им продекларированных?
Панкратов поднес мою руку к своим губам и горячо поцеловал. Потом, нахмурившись и превозмогая себя, положил ее обратно мне на колени, будто она была неким чужим и опасным предметом. Резко вздохнул.
— Извините, что привез вас сюда. Вам это не по душе, вижу. Но мне это было жизненно необходимо.
Я меланхолично покивала. У каждого из нас бывает время, когда хочется начать жизнь заново. Но это, как правило, проходит. Почувствовав, что Геннадий Петрович решил прекратить наш ни к чему не ведущий разговор, вернее, даже монолог, я, удовлетворяя свой неизбывный интерес, поспешно спросила:
— Что вы сказали дочери после нашей встречи в ресторане? Она была уверена, что вы усовестили Евгения…
Он удивился.
— Да я ее вовсе не видел. Она живет отдельно от нас. Я с женой говорил, а уж что было передано,
Мы разом встали и медленно пошли по дорожке к выходу. Он безмолвствовал, горестно опустив седеющую голову, я тоже молчала.
Неожиданно из боковой аллеи наперерез нам выбежала стайка подростков. Судя по их одурманенным глазам, они были или наркоманами, или токсикоманами. Увидев нас, окружили плотным кольцом и потребовали денег. Я занервничала, зная, что деньги — это для начала, потом нас все равно примутся бить.
Панкратов холодно посмотрел на них и зачем-то повертел свои часы. Подростки в предвкушении крови возбужденно гоготали и подпрыгивали на месте, как надутые гелием шарики. Двое уже замахнулись на мужчину, двое других попытались отнять мою сумочку. Но тут со всех сторон вылетели здоровенные бугаи, в один момент повалили нападавших на нас парней на землю и защелкнули у них за спиной наручники.
Мы пошли дальше, предоставив охранникам разбираться со шпаной самим. Панкратов посмотрел на мое потемневшее лицо и извинился:
— Нас не подслушивали, не бойтесь, Аня. Просто одна из обязанностей должностного лица — не ходить с фонарями под глазами. Имидж мудрого руководителя, так сказать. Да мне и по рангу положена охрана.
Я сдержанно похвалила:
— Очень вовремя появилась ваша охрана. Это вы ее вызвали?
Он кивнул:
— Ну да. В часы встроен датчик. Мне нужно просто нажать кнопку, и все. Они всегда рядом, хотя их и не видно…
Мы дошли до машины, и он вежливо распахнул передо мной дверцу, ожидая, когда я сяду. Но я сконфуженно отказалась:
— Теперь, когда мы прояснили все наши недоразумения, можно мне идти пешком? Я не люблю ездить на машине в хорошую погоду…
Собирался дождь, и Панкратов с сарказмом сказал:
— Ну что ж, если для вас прогулка под дождем предпочтительнее поездки со мной, то конечно. Не смею вас больше задерживать. До свидания…
Я с сожалением и смущением повернулась, чтобы уйти, но он вдруг произнес:
— И все же, Аня, если у вас что-то случится, приходите ко мне. Я всегда помогу вам всем, чем смогу. — Я хотела сдержанно поблагодарить его за заботу, но он, превратно поняв мое намерение, торопливо добавил: — Не отказывайтесь, прошу вас. Оставьте мне хотя бы надежду.
Не зная, что ответить, я пожала плечами. Надежду на что? На продолжение нашего знакомства? Но это вряд ли будет… Хотя жизнь такая коварная вещь, что в ней все может быть. Как говорится, от сумы да от тюрьмы не зарекайся…
Тут, не выдержав, он рывком подвинулся ко мне и, обхватив за плечи, прижался к моему телу. Нашел губами мой рот и впился в него с нарастающей страстью.
Дожидаясь конца этой неприятной сцены, я стояла молча, не пытаясь вырываться. Его просто затрясло от непереносимого желания, и он, так же резко оторвавшись от меня, как до этого обнял, бросил мне: «До встречи!» — и метнулся в машину, как в убежище.
Он уехал, а меня еще долго тревожила горечь, прозвучавшая в его словах. Но изменить что-либо было не в моих силах.