Любовь зла. Литературные пародии и избранные стихи

Монарха Юрий Петрович

Обрыв… Черёмуха, трава.... Тревожно, сыро, мало света. Живи ещё хоть месяц, хоть года – Все будет так. Исхода нету. Забудешь. Снова забредёшь. Как встарь рифмуешь торопливо: «Обрыв… Черёмуха, … Ах, чёрт!» – И убегаешь: «Не трава, КРАПИВА!» Впотьмах набьёшь фингал под глазом, И вдруг проймёт: в начале века Не так ли появилась фраза «Ночь, улица, фонарь, аптека»?

Заложники простаты

Ругаю лето белою зимой.

Ни

потных женщин с перегретой водкой,

ни ног кривых, что в юбочке короткой,

не предпочту дублёнке озорной.

Виктор Богданов

Поэты все – заложники простаты, но это не всегда осознают, и вздохи принимая как салют, стихами балуются нежности солдаты. Весна и юность – вот коктейль желаний. От женской ножки сладко сердце тает. Любая мелочь, родинка простая – всё – повод для стихов и суеты тарзаньей. А лето жаркое – для зрелого поэта. Бикини, пляж. При виде стройных ляжек он на шезлонг задумчиво приляжет потеть над строчкой страстного сонета. Поэта Осень тешит чаем с блюдца. Окно давно не радует погодкой, но встреча с ветром юбочки короткой заставит в прошлое невольно оглянуться. Зимует лет последних пустота. Поэта не прельстят девичьи ноги. В безветренный альков морали строгой ступают хрустко с танцем живота.

Опоздал

Меня к познаньям приохотят

И озаренья закипят.

Пойму, откуда происходят

И паводок, и звездопад.

Евгений Винокуров

К познаньям с детства неохочий, Чудила, но в душе – солдат, Беру перо и слышу: строчит, Скрипит и льётся словопад. И озаренья в раже шпарят Про паводок и ледоход. Любую суть вкрутую сварит, Пыхтя, шишкастый котелок. Что не пойму, нутром почую. Допру печёнкой, железой О звездопаде в темь ночную, Как происходят дождь с грозой. Познанья путь тернист и труден. Сопя, потея, сжав кулак, Свои стихи я вынес к людям: «Смотрите нате – вот я как!» Но чей-то детский голос сзади Меня, взопревшего потряс: «Всё это мы познали, дядя, В учебнике за пятый класс».

Натурал

Пусть в колбасе не будет мяса –

Бумага, соя и крахмал,

Но покупать сию заразу

Ещё никто не перестал.

А я возьму и перестану.

Балкон пожертвую свинье.

На кухню – кур, налима – в ванну.

А спальню выделю жене.

Юрий Матвеев

Томясь изжогой общепита, Народ наш кушать не устал. А я, подобно Брэду Питту, Отказываюсь есть крахмал. Пусть будет мясо натуральным, Свининой пахнет наш бекон. Для этого поэт скандально Готов пожертвовать балкон. Поэт готов не мыться в ванной, Налиму уступив права. Пусть набирает вес гурманно, И там живёт до рождества. С женой непросто тоже. В спальне Не всё проходит на ура. А будет «Ах!» ненатуральным, Запру с налимом до утра.

Мифомания

И вот глядим вдвоём,

Столкнувшись раз в века,

На тусклый водоём –

Не Лета ли река?

Юрий Ряшенцев

Столкнувшись раз в века, Мы чокнулись не раз. Потом пошли искать Дорогу на Парнас. Друг смотрит под ладонь, Я щурю левый глаз… Глядим: пасётся конь – Не лошадь ли Пегас? Поехали верхом, Ногами сжав бока. Вдруг видим водоём – Не Лета ли река? Глядь, дева средь воды Купается одна. Переглянулись мы – Не Муза ли она? Не тратя лишних слов, На то мы и поэты, Разделись до трусов И сиганули в Лету. «Далёк от Леты ли Парнас?» – Мы рявкнули, как львы. Но дева фыркнула на нас – «Не чокнутые ль вы?» И позже, после оплеух Энтузиазм наш стих. Лишь зубы простучали вслух – А может это Стикс?

Сомнения

Страшно быть и грушею,

Августом надушенной, –

Грушею-игрушкою,

Брошенной, надкушенной…

Римма Казакова

У меня растут года, Это всем знакомо, Но со страхом я всегда Выхожу из дома. Чуть присядешь на поляне Рифм клубок распутывать – Налетают дон Жуаны Ягодки надкусывать. Потому тревожно мне В жизнь вливаться строгую Пусть не ягодой в траве, Грушей-недотрогою. Может, лучше, скрыв года, Киви стать мохнатою? Киви, вроде, никогда Мужики не лапают. Но, боюсь, пройдёт она Спелость скоротечная, И останусь я одна Кислотой аптечною. И есть огненная сласть В бесшабашной ярмарке. Это значит – лучше стать Озорной, как яблоко. Эй, красавчик, налетай, Если так неймётся. Но надкусишь, если, знай – Доедать придётся.

Бритва

Продаёт стальную бритву

Благороднейший старик,

Потому что он поллитру

Хочет выпить на троих.

Николай Глазков

Если день пошёл не в рифму И не вяжется сонет, Я беру с собой поллитру И иду искать сюжет. Вот, старик под небесами Благородный и хмельной, С разноцветными усами И побритой головой. – Продаю – кричит, – я бритву. Же не манж почти сис жур. Поменяю на поллитру, Благородный трубадур. Если постелить тетрадку, Можем выпить на троих. – Киса? – я спросил украдкой. – Киса! – Тут и сел старик. – Бритва, та же? – замечаю, – А теперь душа горит? – Да, у Бендера за чаем Засиделись, – говорит… Я сказал: «Здесь воздух скверен!». Как поэт и гражданин Гордо скрылся в дальнем сквере, Где и выпил всё один.

Завещание поэтессы

Когда меня не будет,

приласкай

Конец ознакомительного фрагмента.