Любовь зла…
Шрифт:
Она рассмеялась злобным некромантским смехом, позаимствованным у покойного Лардозиана, и снова замахнулась топориком на то, что недавно было её свадебным букетом, когда сзади, от двери, раздался задумчивый голос:
– С кем ты разговариваешь, Маргарита?
Рита резко обернулась - топорик, как намыленный, вылетел из влажной от цветочного сока ладони, пронёсся через всю комнату и с сочным чмоканьем воткнулся в дверную притолоку как раз рядом с головой молодого светловолосого некроманта. Тот ошарашенно поморгал, пощупал висок, с которого острое, как бритва лезвие смахнуло тонкую прядку
Метательница сравнялась цветом лица со своим платьем и привстала, беззвучно открывая и закрывая рот - язык ей не повиновался. Сердце колотилось где-то в горле. Санти открыл рот, хотел что-то сказать, но у него, похоже, были те же проблемы с артикуляцией, что и у невесты. А та неожиданно вспомнила, что она психолог - высококлассный специалист, между прочим - и здравомыслящий современный человек. И, значит, ей не подобает так таращить глаза. К тому же, это просто некрасиво.
Рита несколько раз глубоко вдохнула, вскочила на ноги и бросилась к посеревшему жениху, наступив при этом на подол и едва не упав. Она знала, что всё, что ему сейчас нужно - это несколько спокойных, уверенных слов ободрения. Извинения могут подождать.
– Господи боже! Боже мой!
– бормотала она, то обнимая мага, то отталкивая его.
– Господи! Санти! Прости, прости, прости! Я не хотела! Ты в порядке? Я тебя не задела? Прости, я не хотела, просто ты напугал меня до чертиков…
Если бы ещё кто-нибудь с ней поделился спокойствием и уверенностью…
– Ты… ты… Маргарита… - осипшим голосом выговорил некромант, попеременно тыкая пальцем то в топор, то в невесту.
– Если не хочешь замуж выходить, достаточно сказать… зачем же так резко?… Ты… ты… ох, Пресветлая дева, вся жизнь перед глазами пронеслась!
– Он помолчал.
– И большую часть, оказывается, я угробил на сон…
– Что ж, может быть жизнь - занятие не для каждого, - отстраняясь, сухо отозвалась Рита. С одной стороны, она была счастлива, что жених в прекрасной форме и умирать не собирается, но с другой - она только настроилась на пожалеть, утешить, обнять, а выходило, что это и не нужно никому. Чертовы некроманты!
К Санти, который, как всегда, беззастенчиво подслушивал её мысли, тут же вернулось хорошее настроение. Он окинул взглядом комнату, подмечая и разбросанные по полу цветы, и крысенка, беззаботно дрыхнущего на груде шелковых платков, и валяющийся в углу разодранный корсет, и фату, которую, судя по виду, долго и упорно топтали ногами. Потом он посмотрел на невесту, которая в этот момент особенно остро ощутила, что от её прически осталось одно воспоминание, диадема снова переехала набок, а платье все в пятнах травяного сока.
– Я тебя люблю, - просто сказал некромант, наклонился и чмокнул невесту, куда придется. Пришлось в нос, но ей и этого хватило, чтобы почувствовать себя абсолютно счастливой. И чем она только это заслужила?… - Ничем. Тебе просто не повезло.
Санти без напряжения выдернул топорик из притолоки, взвесил на руке и одобрительно улыбнулся. Улыбка, впрочем, тут же увяла, едва он прочитал выгравированную на лезвии надпись. Он скороговоркой пробормотал заклинание, заставившее его глаза засветиться багрово-синим, и оглянулся снова - резко, стремительно, с тем жестким выражением лица, которое все его знакомые боялись как огня. Не обнаружив ничего и никого подозрительного, чародей слегка расслабился и уселся на диван, положив топорик на колени. Рита поправила диадему, закрепила шпильками непослушные прядки и, убедившись, что платье ничто не спасет, попыталась незаметно затолкать ногой корсет под кровать. Санти если и заметил, то не подал вида.
– Дорогая, а где все? Твоя мама, моя мама, твои сестры, мои сестры и прочие дамы и женщины? Почему ты одна?
– неожиданно спросил он. Невеста только фыркнула и насмешливо приподняла брови. Санти вздохнул.
– Хорошо, я перефразирую. Как именно ты умудрилась всех отсюда выставить, и сколько людей при этом пострадало?
Рита выдержала паузу, удобно устроилась в кресле напротив жениха, аккуратно расправила запачканную юбку (проигнорировав насмешливый взгляд) и только после этого ответила:
– Ни одного. Если не считать, конечно, их самолюбия. Своим я сказала, что в западном крыле накрыт шведский стол, и их как ветром сдуло, едва двери не вынесли. А после того, как эта старая гарпия, то есть, твоя любимая мама и моя будущая свекровь попыталась засунуть меня в вафельный торт, который она ошибочно считала платьем и заявила мне, что талия должна быть затянута "в рюмочку"…
– Ах, - поморщился Санти.
– Корсет.
Рита украдкой бросила взгляд на розово-белое нечто, компрометирующе выглядывавшее из-под кровати, а Санти опять сделал вид, что ничего не заметил.
– Я немножко рассердилась и сказала, что если через десять секунд не останусь в одиночестве, через двадцать в этой комнате будет совершено двойное убийство. Даже два.
Санти задумчиво кивнул, водя пальцем по отполированной до блеска рукояти.
– Та-ак… А ты совершенно случайно при этом не добавляла: клянусь Богом, честное слово или что-нибудь в этом роде?
– Да, говорила, - удивилась Рита.
– Как ты узнал?
– Я же маг, а не чурка березовая. Что было дальше?
– Твоя мама, продемонстрировав полное неумение вести конструктивный диалог, перешла на повышенные тона и попыталась применить силу. Я сказала ей… очень вежливо сказала, и не корчи такие рожи! что скандал - это одна из форм психологической разрядки, и что не моя вина, что другие формы ей недоступны. Нашла бы себе мужчину хорошего, хотя бы в службе эскорта, - Санти глухо застонал, - раз неудовлетворенность лезет изо всех дыр, и не травмировала бы психику окружающих.
– А она?
– слабо переспросил несчастный сын.
– Побагровела, полиловела, подхватила твоих сестричек и с воплем "Крошки мои, за мной!" умчалась в неизвестном направлении. И только дверь захлопнулась…
– Как?
– Как прямо из стены вышел симпатичный молодой человек спортивного телосложения, обвешанный холодным оружием с головы до ног, и очень вежливо поинтересовался, кто смеет докучать такой обворожительной деве… Санти, ради Бога, сотри со своего лица это выражение! Если на меня смотрят другие, это не значит, что я буду любить кого-то кроме тебя.