Любовь. Страсть. Рим.
Шрифт:
– Тише, – прошептал он, целуя её, стараясь заглушить её стоны.
Его руки обхватили её упругие ягодицы, слегка приподнимая её. Он вошёл в неё, чувствуя, как она содрогается от удовольствия. Эмилия прикусила губу, стараясь не издавать громких звуков. Они двигались вместе, стараясь быть как можно тише, хотя это было трудно. Старый диван скрипел под их весом, казалось, он готов вот-вот развалиться.
Снаружи скрипели повозки, цокали копыта лошадей, бредущих по каменистым улицам Рима. Наконец, они достигли кульминации, стараясь заглушить свои стоны страсти.
Тишина окутала магазин. Эмилия осторожно взяла свечу и направилась на второй этаж. Сейчас всё было тихо, даже город не шумел. Повозки не катились, лошади не цокали, лишь пламя свечи потрескивали, издавая небольшие звуки. Она тихо открыла дверь своей комнаты и вошла внутрь, стараясь не разбудить отца.
Погруженная в свои мысли, Эмилия села на кровать, задумавшись о том, что произошло. Её сердце билось учащенно, а на губах остался сладкий привкус его поцелуев. Она знала, что это было рискованно, но не могла отрицать, что хотела этого. Завтра новый день, и они снова будут работать вместе, как будто ничего не произошло. Но эта ночь останется в её памяти навсегда.
Антонио медленно просыпался, потягиваясь, и почувствовал что-то необычное. Под его телом не было привычного мягкого дивана – он лежал на твердом, холодном камне. Он ощупал рукой окружающее пространство – камни, песок. В воздухе витал запах улицы, совершенно отличный от того, что он привык ощущать в магазине Винченцо – запах бумаги, типографской краски и аромата чая, приносимого Эмилией.
Антонио резко открыл глаза. Вокруг было ещё темно, фонари лишь слабо освещали окружающее. Он огляделся вокруг, пытаясь понять, где он находится и что произошло.
"Неужели опять? И где я теперь?" – размышлял он, вставая с холодного камня.
Мужчина двигался по улице, медленно одеваясь. Его одежда, почему-то, переместилась вместе с ним. Но это была не та одежда, которую дал ему старик – это была его собственная, словно она тянулась за ним, следуя везде, куда бы он ни попадал.
Антонио шел, всё ещё погруженный в размышления. Почему это происходит? Почему он постоянно переносится в неизвестные места? Что за проклятие или порча это на него наложили?
Проклятие. Эти слова вдруг возникли в его мыслях, напомнив о гадалке, старухе, которой он не поверил. Она предупреждала его, говорила о проклятии или порче.
"Кто мог такое сделать со мной?" – шептал он себе под нос, пытаясь понять.
Он вспомнил её лицо, глаза цыганки, её странные пророческие слова. "На тебе проклятие или порча", – сказала она. Он отмахнулся от этой мысли, но сейчас, стало ясно, что что-то необъяснимое происходит с ним.
"Майя? Нет, как её там… Лейла? Лайла!" – воскликнул он, вдруг вспомнив имя той цыганки, у которой он проснулся перед встречей с Еленой. "Это она! Она наложила на меня это проклятие!"
Антонио ударил себя по лбу от неожиданной боли, вызванной этим воспоминанием. Он сидел на краю тротуара, пытаясь собрать мысли в кучу.
"Как это работает? Почему именно после… после…" – он не мог даже произнести слово вслух, слишком странно было думать об этом.
Сделав глубокий вдох, он попытался разобраться. Возможно, это проклятие было связано с тем, что происходило с его телом в моменты страсти и влечения. Но каким образом оно работало – это оставалось загадкой.
Антонио почувствовал, что ему нужно найти ответы. Он решил идти дальше, в поисках ключа к разгадке своей непростой судьбы.
Антонио брел по улице, погруженный в свои мысли, не зная, куда направляется. Каменистая мостовая хрустела под его обувью, окруженная зданиями с покатыми крышами и фасадами, напоминающими о прошедших эпохах. Единственное, что подсказывало ему хотя бы примерное время, – это электрические фонари, которые освещали улицу своим ровным светом. «Это где-то двадцатый век, но какой именно год?» – думал он, чувствуя, как его мысли запутываются в лабиринте догадок и предположений.
Неожиданно перед ним открылась площадь. Величественная и мрачная, она тонула в сумерках, озаренная лишь редкими фонарями. Его глаза расширились от увиденного, сердце сжалось от злости и разочарования. Он увидел фашистские флаги, развевавшиеся на ветру. Большие прямоугольные полотнища из красной ткани с черной свастикой в центре казались зловещими символами разрушения и ненависти.
Фасады зданий были испещрены следами от пуль – маленькие отверстия, застывшие в кирпичах, как немые свидетели жестоких боев. Внизу, на каменистом покрытии, он заметил темные пятна – следы крови, которые, казалось, впитались в камень и не смывались даже проливными дождями.
«Нет…» – тихо прошептал Антонио, осознавая, в какое время он попал. Ненависть, страх и разочарование заполнили его разум, сковали его движения. Он быстро отвернулся и поспешил уйти подальше, прочь от этого места.
Для него это время было самым мрачным и ужасным в истории его страны. Он вспомнил рассказы бабушки о гонениях евреев и мирных жителей Италии, которые выступали против фашистского режима. Его собственные предки, наполовину евреи, вынуждены были бросить всё и бежать из страны, чтобы спасти свои жизни. Бабушка показывала ему эти места, когда они вернулись в Рим. Сейчас он находился здесь, в самом сердце ужаса.
«Если нацисты меня увидят или узнают, что у меня еврейская кровь…», – страх пронзал его сердце. Он понимал, что ему нужно как можно быстрее покинуть это время.
Антонио продолжал идти вперед, его шаги ускорялись. Он думал о том, как вернуться в своё время, как снова найти покой и безопасность. В его голове крутились слова цыганки Лайлы, которые она сказала ему в след. Это точно была её работа, и он должен был понять, как это всё исправить.
Его сердце билось быстрее, страх и решимость смешались в одном порыве. «Нужно найти способ выбраться отсюда», – твердо решил он. Антонио знал, что ему нужно двигаться дальше, искать пути и возможности. Он должен был вернуться домой, в своё время, к своей жизни.