Любовная аритмия
Шрифт:
Пляж располагался в крошечной бухточке, окруженной скалами, а вверх, в сам город, вела дорога через оливковую рощицу.
Макс чуть не кричал от восторга. Татьяна тоже улыбалась и представляла себя уже там, на этой террасе, в этом доме. «Почему так хорошо не бывает? – думала она. – Значит, бывает».
Они прилетели. Муся была спокойна и даже не плакала. С интересом крутила головой по сторонам, оказавшись в незнакомом месте. Татьяна, едва ступив с трапа самолета и вдохнув жаркий мокрый воздух, как будто очнулась. Перестала болеть голова, появились силы, и захотелось улыбаться. Быстро прошли паспортный контроль.
Он должен был прожить четыре дня и улететь – еле вырвал эти дни на работе.
– Видишь, все хорошо, тьфу-тьфу, – говорила Татьяна, когда они ехали из аэропорта.
– Да, отлично, – отвечал Макс.
Это странно, но обычно она нервничала на новом месте, а Макс всегда ее успокаивал. В этот раз было наоборот. На нее навалилось, просто накрыло с головой какое-то спокойствие, а Макс сидел как на иголках.
– Чего ты переживешь? – спросила она.
– Не знаю. Неспокойно мне.
Они приехали. Муся всю дорогу проспала и проснулась в хорошем настроении. Пока водитель с Максом вытаскивали чемоданы, Татьяна сорвала с куста цветок и дала Мусе. Девочка улыбалась и жевала лепестки.
Все было как на фотографиях – сад, фиговое дерево, лаванда, терраса, увитая виноградом, сумасшедшей красоты завораживающий вид на море, скалы, бухточка с крошечным пляжем.
На столе лежала записка от домработницы – она уехала к знакомым, вернется через неделю. Ключи в двери с обратной стороны. Залезть можно через второй этаж. Или зайти к Диме, у которого есть запасные ключи.
Дима встретил их радостными воплями, как старых добрых друзей, кинулся обнимать и целовать, схватил Мусю и стал подбрасывать ее вверх. Девочка от неожиданности даже не заплакала. Открыла рот в ужасе и восторге, но закричала, только оказавшись на руках у Татьяны, – требовала, чтобы ее еще вот так подбрасывали.
– Я Макс, это моя жена Татьяна, – представился Макс.
– Да знаю я, Артем звонил, садитесь. – Дима показал на два пластиковых стула, приткнувшихся на крошечном балконе. – Что пить будете? Кампари? Белое вино? Или сразу адаптогенчика?
– Что?
– Самогон местный. Отличный.
– Рано вроде бы еще, – неуверенно сказал Макс, который в то же время не хотел обижать соседа.
– Нормально для духовных людей.
Татьяна уже успела заметить, что на столе стоит початая бутылка водки и рюмка, в которой плескалось на дне.
Макс выпил. Она глотнула холодного вина. Дима был приятен в общении. Сразу рассказал, где магазин, когда базарные дни, выдал ключи, сказал, чтобы обращались в любой момент по любому поводу.
– А вид-то какой! – показал он. – Можно часами сидеть и смотреть. Не надоедает.
– Да, вид отличный, – согласился Макс, которому не терпелось зайти в дом и уже устроиться.
– Расслабься, – сказал Дима. – Все из Москвы дерганые приезжают, суетятся по привычке. Ничего, пройдет. Тут некуда спешить.
– Ага, – кивнул Макс. – Нам надо вещи раскидать и Мусю накормить.
– Поднимитесь на верхнюю террасу, – посоветовал им вслед Дима. – Обалдеете. Может, отлить с собой водочки? Нет? Ну как хотите. Заходите, если что.
Макс открыл дверь. Татьяна пошла осматривать дом.
Он был странный, на ее вкус. Совершенно точно, его задумал и строил профессионал. Или человек, неравнодушный к этому месту и самому дому. Все было продумано до мелочей, подобрано с любовью, как для себя. Косые потолки, совершенно бессмысленный, хоть и красивый камин, сложные перегородки, навесные потолки и гипсокартонные конструкции, которые расширяли, удлиняли и усложняли пространство. Хотя она не разделяла восторга в отношении дизайнерских помещений. Привыкла, что дом или квартира создаются для детей – много шкафов, закрывающихся плотно, круглые или овальные столы, чтобы ребенок не бился головой об углы, никаких лишних предметов и мелких деталей, чтобы ребенок не схватил, не засунул в рот.
Этот дом, совершенно явно, создавался мужчиной. Она оценила постеры – афиши знаменитых фильмов, черно-белые фотографии, судя по надписям, привезенные из Марокко, многочисленные деревянные фигурки и коллекцию ракушек, морских звезд и корабликов, рассыпанных и расставленных в художественном беспорядке по полочкам и лестнице, ведущей на второй этаж. Вздохнув, она нашла плед, явно привезенный откуда-то из дальнего путешествия, и сгребла туда все фигурки и ракушки. Муся обязательно потянула бы все в рот, облизала, не дай бог проглотила, бросила, сломала, а на всей этой красоте лежал толстый слой пыли.
При том, что в доме чувствовалась рука одного человека, в остальном он казался холодным и безразличным, как будто хозяин в какой-то момент его бросил, а дом обиделся. В нем чувствовалось присутствие многих, совершенно разных посторонних людей, которым в отличие от хозяина было совершенно плевать, что потом будет с домом.
В стильной ванной с модной раковиной и медными кранами висели жуткие и грязные полотенца с вышитыми цветами. На полке явно ручной работы валялись тупая, грязная женская бритва и шампунь от перхоти. Тарелки, судя по всему африканские, использовались и в качестве мусорки – в одной лежали прилипшие и заплесневевшие арбузные семечки и корки, – и в качестве пепельницы – в другой из окурков и пепла образовалась внушительная горка. В шкафу Татьяна нашла старый женский ситцевый халат, стильную белую льняную рубашку и две юбки разных размеров.
Даже после беглого осмотра она поняла, что надо брать тряпку и все отмывать. Пыль лежала везде и всюду. Какие-то пакеты с вещами были разложены по углам на стульях. Прямо на проходе громоздились упаковки с облицовочной плиткой. Строительный мусор был заметен под стул, накрытый покрывалом и заваленный поверху шляпами, кепками и бейсболками, явно забытыми предыдущими постояльцами.
Она вымыла спальню и хотела закрыть дверь. Оказалось, что ни одна из дверей не закрывается, если ее не дернуть со всей силы – косяки рассохлись. Татьяна подумала, что нужна еще одна подушка, и полезла в шкафы искать. Подушки нашлись быстро. Они были упакованы в пакеты и проложены цветами лаванды и обмылками. Татьяна вдохнула запах – знакомый и любимый с детства. Точно так же делала ее бабушка. Даже запах мыла был тот самый, из детства – ядрено-цветочный, въедающийся в кожу. Когда она увидела, что одеяла проложены сухими апельсиновыми и лимонными корками, то внутренне стала лучше относиться к этому странному, запущенному, неуютному дому, которому при всем этом нельзя было отказать в стильности.