Любовная аритмия
Шрифт:
Однажды случился переполох. Местное комьюнити собралось на берегу и что-то бурно обсуждало. Оказалось, что пропала восьмидесятилетняя Елизавета Ивановна. Уплыла минут сорок назад и не вернулась.
– Это какая? – тихо спросила Татьяна у стоявшей поблизости женщины.
– В розовой резиновой шапочке, – прошептала в ответ та.
Татьяна хорошо помнила эту старушку, приходившую на пляж очень рано и плававшую при любой погоде и температуре воды. Плавала она, надо признать, отлично, подныривая под заградительные буи. Все знали, что она плавает до дальнего камня – минут пятнадцать,
– Поплыву за ней, – сказала женщина лет пятидесяти, дочь Елизаветы Ивановны, и решительно вошла в воду.
Прошло еще сорок минут.
– Вы не присмотрите за Севой? – подошла к Татьяне молодая женщина с маленьким мальчиком. – Сплаваю за ними. Я быстро.
Татьяна кивнула и взяла за руку Севу. Молодая женщина, как она догадалась, была внучкой Елизаветы Ивановны.
Еще через полчаса весь пляж только и говорил, что о Елизавете Ивановне.
– Надо на лодке идти, – сказал Владимир Иванович, в прошлом капитан дальнего плавания.
– Врача возьмите! – крикнула какая-то женщина.
– Где мы сейчас врача найдем? – махнул рукой Владимир Иванович.
– Надо за Димой сбегать. Он же врач, – предложила Татьяна.
Кто-то побежал за Димой.
– Луна убывает, опасное время. Я сегодня тоже как дурная хожу, давление, – проговорила еще одна дама.
– Елизавета Ивановна – сердечница, – отозвался кто-то с дальнего лежака.
– А у ее дочери – давление, – вставил кто-то.
Владимир Иванович взял на себя руководство спасательной операцией. Он выводил лодку в море, требовал, чтобы Дима надел спасательный жилет, просил соблюдать спокойствие.
– Я к маме хочу! – заплакал Сева.
– Привезем мы твою маму, – строго сказал Владимир Иванович.
Резиновая лодка, преодолевая волны, завернула за камни.
На пляже было непривычно шумно. Паника нарастала. Вновь пришедшим рассказывали, что утонула бабуля-сердечница, да к тому же с давлением. А следом за ней утонула и дочь, у которой на глубине свело ногу (откуда взялась эта версия?), и внучка, которая не смогла вытащить двух женщин. И вот теперь маленький Сева остался сиротой. То есть еще не остался, но наверняка останется, потому что луна убывает. И вообще в прошлом году двое здесь утонули, прямо на этом пляже.
Еще через пятнадцать минут народ бился в истерике.
– Едут! Плывут! – послышался женский голос.
Резиновая лодка почти наполовину ушла под воду под весом пассажиров. В лодке сидели все три женщины. Диму рвало. Капитан дальнего плавания ругался матом так, что заглушал звук прибоя.
Когда все оказались на берегу, народ обступил женщин в ожидании подробностей.
Оказалось, что сначала выловили внучку Елизаветы Ивановны, которая доплыла до дальнего буйка и дальше не смогла – устала бороться с течением. Она зацепилась за буй и рыдала в голос. Потом увидели и дочь, которую течением прибило к скале. Она распорола, вылезая на камни, ногу, но в целом была в порядке.
Елизавету Ивановну подобрали на самом дальнем диком пляже. Она к нему уверенно гребла. Правда, уже по-собачьи.
– Мы сейчас вас вытащим! – закричал ей Дима.
– Не надо меня вытаскивать. Я отлично плыву. Просто моя скорость чуть меньше скорости течения, вот меня и прибило, – ответила Елизавета Ивановна.
Дима из-за шума лодки и волн ничего не услышал.
– Не волнуйтесь, мы вас спасем! – крикнул он.
– Я не волнуюсь, – рассердилась Елизавета Ивановна, – это вы мне мешаете плыть!
– Поднимайтесь на борт, – строго велел Владимир Иванович.
Елизавету Ивановну вытаскивали долго – она никак не могла закинуть ногу в лодку.
– Давайте мы вам веревку бросим, вы зацепитесь! – кричал ей Дима.
– Не нужна мне ваша веревка, – ругалась Елизавета Ивановна, но за веревку зацепилась. Впрочем, идея была плохой – из-за волн бабуля все время оказывалась под водой.
– Вы меня утопите! – закричала она, откашлявшись. – Лучше б я сама утонула!
– Елизавета Ивановна, пожалуйста, – умолял ее Дима. – Давайте еще разик попробуем вас в лодку затащить.
– Как вы мне все надоели! Никакого покоя! Даже в море меня достали! – ругалась бабуля, которую все же удалось затащить в лодку. – Плыла себе, никого не трогала, пешком бы дошла с пляжа.
Ее дочь сидела в некотором ступоре и рассматривала свою ногу, осторожно трогая окровавленный бинт. Внучка Елизаветы Ивановны, в которую Дима влил водки, продолжала плакать. Самого Диму опять мутило. Владимир Иванович молчал и управлял лодкой так, как будто стоял за штурвалом крейсера.
Когда паника улеглась и все стали медленно расходиться, продолжая обсуждать происшедшее, дочь Елизаветы Ивановны вдруг подскочила, забыв про больную ногу, сорвала с головы матери купальную шапочку, в которой та так и сидела, побежала на пирс и закинула ее далеко в море.
– Все! – крикнула она шапочке.
Внучка уже не плакала. Она целовала Севу, который пытался вырваться из материнских объятий, и подвывала. Дима молча наливал водку в рюмку, выпивал залпом и снова наливал. Владимир Иванович привязал лодку и еще долго сидел в шезлонге, глядя на вдруг успокоившееся море. Волны мучили резиновую шапочку, которая билась о камни, цеплялась розочками, но ее опять сносило на глубину.
Почему-то именно это происшествие успокоило Татьяну. Даже нет, не успокоило. Изменило ее настроение. Ей как-то вдруг стали интересны эти люди. Стало жаль Диму. Захотелось узнать обо всех побольше – и о нем, и об Анжеле, и о соседях, и о хозяине дома. То ли привыкла, то ли, что называется, обжилась, но она уже не могла оставаться равнодушной.
– Ну что? Влилась в комьюнити? – спросил Дима, с которым они вместе возвращались с пляжа домой. Дима катил коляску с Мусей. Он как будто почувствовал ее настроение.
– Ну да. Сева хороший. Мальчики совсем другие, – ответила Татьяна.
– Все хорошие. И все другие, – отозвался Дима.
– А Артем? Хозяин дома? Он какой?
– Артем? Он мой друг.
– Понятно.
Анжела встречала их уже на лестнице.
– Что вы так долго? Что-то случилось?
За ужином – они сидели на террасе, и впервые за все время Татьяну это не раздражало, – Татьяна с Димой рассказывали о Елизавете Ивановне. Анжела слушала молча, не перебивала.