Любовница Фрейда
Шрифт:
— Ты пропустила ужин. Я могу попросить кухарку подать тебе что-нибудь.
— Спасибо.
В конце концов, она же не ребенок.
— Говядина может быть жестковата. Наш мясник заболел, а его помощник отрубил кусок с жилами, хотя я сказала, какой хочу. Теперь мясо распадается на ломтики с волокнами, и вряд ли их назовешь мягкими… Съешь что-нибудь еще?
Наступило долгое молчание, а потом Минна ответила:
— Думаю, и говядина сгодится.
— Хорошо, дорогая, — отозвалась сестра. — Вареники с вишнями совсем холодные. Попросить кухарку, чтобы подогрела?
— Все в порядке. Не беспокойся.
— Хорошо. — Марта прикрутила фитиль на газовой лампе и, сняв колпак, затушила пламя.
— Они пахнут меньше, если их гасить вот так, — произнесла она. — Кстати, на будущее: ужин — не лучшее время для исчезновения. Конечно, если Зигмунд может обойтись без тебя.
Марта высказала это с оттенком раздражения. «До чего неприятно, — думала Минна, — так расстраиваться лишь потому, что я опоздала на пару часов». Бог свидетель, она работала со дня прибытия как ломовая лошадь. Сестры стояли друг против друга с одинаковыми выражениями лиц. Вечерний свет играл на поверхности недавно отполированной мебели, и Минну вдруг накрыла волна вины. Дело было не в том, что она провела время в кафе с мужем Марты, а сестра сидела дома с детьми. Чувства Минны к Зигмунду были совсем не невинны, и это злило ее. Нет ей прощения, она это знала. Минна ушла к себе в неприятном молчании, словно у них был спор, и обе решили не упоминать повода к нему. В комнате она нашла Софи: девочка сидела на ее кровати скрестив ноги, с книгой сказок на коленях.
— Мама шкажала, ты мне почитаешь перед шном.
— Софи, солнышко, уже поздно.
Минне хотелось сделать глоток джина, принять ванну и лечь в кровать. Но, взглянув в расстроенное лицо Софи, она посадила малышку на колени и начала читать.
Это была сказка о Франце, сельском мышонке, жившем в избушке. Там на окнах висели красные занавески в клеточку, помещались два креслица для двух мышек и горел крошечный очаг. Франц носил красный берет и очки и был очень доволен, поскольку только что украл корзинку клубники, тарталетки на соседней ферме и принес их своим хорошо воспитанным мышатам, не забыв и обаятельных, толстых, мохнатых родителей — обычные типажи детских сказок, но, увы, ничего общего с реальной жизнью детей. Сказки были добрые и бессвязные. Вскоре Минна и прижавшаяся к ней Софи заснули.
Утром Минна встала рано и отвела Софи в ее комнату, стараясь не разбудить Матильду. Ей хотелось кофе и куска хлеба, поскольку она осталась без ужина, но мысль, что она может столкнуться с Зигмундом, держала ее в комнате почти до завтрака. Как обычно, с тех пор, как поселилась здесь, с утра она успела многое: подняла детей, накормила их и отправила каждого по расписанию. Марта вела себя обычно, вчерашнее раздражение исчезло.
— Как спалось, дорогая? — спросила сестра.
— Прекрасно, спасибо. А ты?
— Как дитя. Я так измучилась, что рукой не могла двинуть. Заснула, едва коснувшись подушки. А Зигмунд бодрствовал всю ночь в кабинете. Просто не знаю, что делать с этим человеком.
Марта натянула шляпку, пальто и ушла к мяснику. Сказала, что собирается пожаловаться на вчерашнее мясо, а потом зайдет к портнихе. Минна хотела заметить, что сестре не мешало бы сменить стиль, ее платья безвкусны, давно вышли из моды, но промолчала. Она наводила порядок в гостиной, когда услышала громкие голоса в прихожей.
Минна приоткрыла дверь и увидела в вестибюле доктора Йозефа Брейера — ближайшего коллегу и учителя Фрейда. Старше Фрейда на четырнадцать лет, он выглядел и вел себя, как добрый дядюшка. Модуляции его голоса, как у многих ученых, были впечатляюще рассудительны в отличие от резких выпадов Фрейда, в которых клокотало несогласие и злость.
— Как я ни старался, не могу безоговорочно принять ваши выводы. Мои исследования не подтверждают их, — заявил Брейер.
— Тогда ваши исследования ошибочны, — возразил Фрейд, сердито глядя на бывшего наставника.
— Вы принимаете это слишком близко к сердцу, Зигмунд.
— А как я должен принимать?
— Я же не утверждаю, что не согласен со всем. Однако ваши выводы — грубейшая переоценка сексуальности. Вы слишком далеко зашли.
— Я еще недостаточно далеко зашел! — крикнул Фрейд, заполняя яростью все пространство.
Минна догадалась, что они обсуждают «Исследование истерии».
На лекции, которую она посетила, он занял оборонительную позицию и потом сказал ей, что его выводы о причинах истерии опровергались другими учеными.
— Вы мой самый блестящий студент. Ваши теории вдохновенны, но вы должны пойти на компромисс… уступите хоть чуть…
— Нельзя пойти на компромисс с истиной! — возмутился Фрейд, размахивая пачкой листов.
— Вы должны найти еще доказательства, перед тем как представить вашу работу совету. Эти люди упрямы, как и вы, — улыбнулся Брейер, пытаясь смягчить обстановку. — Если будете продолжать в том же духе, они просто оторвут вам голову.
— Ну и пусть!
— Зигмунд, вы знаете, я вас поддерживаю. Посылаю вам больных. Когда вам не хватало денежных средств, я старался помочь. Но говорю вам, таким образом вы изолируете себя от всех.
— До свидания, Йозеф, — промолвил Фрейд.
Когда он провожал посетителя к выходу, лицо его побагровело от негодования.
— Давайте обсудим в другой раз?
— Не вижу необходимости! — отрезал Фрейд.
Минна наблюдала, как Брейер тщательно прилаживал шляпу, расправлял галстук и наконец удалился, а хозяин бросился в кабинет и захлопнул за собой дверь.
Она рискнула постучаться.
— Что? — рявкнул он.
— Это я, — произнесла Минна, нерешительно открывая дверь.
— Входи! Ты слышала? Он благотворит и одновременно пытается разрушить меня.
Фрейд сидел за столом, сутулясь и пыхтя сигарой.
— Он думает, что если одолжил мне денег, то может указывать мне, что делать, — сказал он, стряхивая пепел на пол и растирая его ногой.
— Я не уверена, что это справедливо. И явно не выглядит…
— Справедливо! Ты мне будешь рассказывать, что такое справедливость! Я на грани великого прорыва в науке, а Брейер изводит меня своими придирками! И что хорошего он мне сделал? Я даже не профессор. Год за годом он невозмутимо наблюдает, как меня обходят другие. Я все еще приват-доцент — после стольких лет преподавания!