Любовница Фрейда
Шрифт:
Когда Минна проснулась, было темно, значит, спала она долго. В комнату заглянула служанка, и Минна помнила, что сказала ей: «Уйдите! Я больна». После этого ее оставили в покое.
Когда ей удалось встать с постели, она наполнила ванну и погрузилась в теплую воду, думая, что сейчас самое суматошное время дня и детям требуется максимум внимания. Они устали и капризничают, им надо помочь с уроками, затем вымыть, накормить ужином — дерущихся друг с другом, соперничающих за ее внимание, а вскоре несущихся к столу, словно голодные поросята.
Минна медленно вытерлась у камина и снова забралась в кровать. Ничего она не может. И не покинет комнату.
Зигмунд был отчужденным и свободным от нее все эти недели, и это мучило ее. Как странно, получить «лечение молчанием» от самопровозглашенного короля «лечения разговорами». Она боролась с гордостью и пыталась приблизиться к нему, но Зигмунд отвечал полным безразличием и часто закрывался в кабинете один или с Флиссом. Минна извиняла его тем, что он находился под давлением необходимости сдать в срок «Толкование сновидений». Теперь он работал над ним сутки напролет, и все там сошлось — и его самоанализ, и эдипов комплекс, и его теории: ид, эго и суперэго.
Однако страдание от его холодного безразличия не утихало. Минна просыпалась с ним, и оно сопровождало ее весь день, даже когда она занималась детьми. Она потеряла аппетит и способность радоваться. Иногда чувствовала, как боль пульсирует в шее и ползет по руке. Однажды Минна так стиснула зубы, что у нее началась мигрень. Даже чтение не помогало. Все чаще закрадывалась мысль, что она ему надоела.
Единственное облегчение приносил бокал джина. Марта увлекалась опием, Зигмунд — никотином и кокаином. Натянув ночную рубашку, Минна открыла окна и вдохнула свежий воздух. Небо из серебристо-сиреневого стало темно-фиолетовым, и затем — черным. Она вытащила бутылку джина из-под кровати и плеснула себе изрядную порцию, а потом другую… и еще одну, пока не почувствовала, что в ней зашевелилось нечто сродни гневному огненному смерчу. Что она тут делает, сидя без дела и ожидая, что он позовет ее? Что произошло с ее силой воли и решительностью? Не думает же он, что она навсегда смирится с подобным отношением? Никто бы на ее месте не смирился. Если Зигмунд не склонен говорить с ней, она сама заговорит с ним.
Минна надела юбку, блузку и причесалась. Не забыла прополоскать рот — дыхание все еще сильно пахло выпивкой. Уже сама мысль о встрече возбуждала ее. Твердой походкой она вышла из спальни и спустилась по лестнице.
Дверь в кабинет Фрейда была приоткрыта, и Минна вошла без стука. Он сидел за столом, положив локти на кипу бумаг. Обычное облако дыма висело в воздухе, с пепельниц свисали небрежно затушенные сигары. Он взглянул на нее в крайнем изумлении.
— Минна?
Его потное лицо раскраснелось, глаза опухли и были окружены глубокими тенями. Она заколебалась.
— Ты нездоров?
— Боюсь, что у меня беда с пациенткой, — произнес Фрейд.
Он помолчал, глядя на нее.
— Полагаю, что Вильгельм нанес ей непоправимый вред.
— Что случилось? — Ее не удивило, что сумасшедший Флисс наконец совершил серьезную ошибку.
Имя пациентки было Эмма Экштайн. Минна знала, что ее родители были довольно известными людьми в Вене. Фрейд рассказал ей, что девушка сначала обратилась к нему, жалуясь на легкую депрессию и боли в животе. Он диагностировал ее, и, судя по симптомам, болезнь походила на умеренную истерию. Вскоре Фрейд проконсультировался с Флиссом. Осложнения возникли, когда Флисс решил, будто мучения девушки связаны с носом, и он подверг ее долгой и болезненной операции, удалив часть ткани в носоглотке.
— Я виню себя в том, что позволил ему эту операцию. После того как Вильгельм вернулся в Берлин, семья девушки сообщила мне, что она сильно мучается. Я осмотрел ее — гной и кровь медленно сочились сквозь бинты, и пахло, как от инфицированной раны. Я предположил, что началось заражение.
— О боже! — воскликнула Минна, испытывая, однако, извращенное удовольствие — нет, не от мучений бедной девушки, но от глупости Флисса.
— Я немедленно вызвал специалиста. Он лишь раз взглянул на пациентку и сразу вскрыл рану. И знаешь, что он нашел там?
— Что?
— Нитки. В ее носовой полости были нитки от марлевого тампона, который он оставил в ране. Хирург сказал, что было сложно вычистить это безобразие, Вильгельм шел вразрез со всей общепринятой практикой и, вероятно, убил девушку.
— Сочувствую, — произнесла Минна, смакуя возмездие. Флисс — полный идиот, и Зигмунд должен понимать это.
— Катастрофа! Мне даже снятся кошмары про бедную девушку. Сядь, я хочу, чтобы ты услышала, — сказал он. Куда только девались его формальность и равнодушие?
Минна села на краешек дивана, не отрывая взгляда от Зигмунда. Она шла по краю его жизни и снова стала его наперсницей.
— В моем сне я нахожусь на вечеринке в большом зале. Одна из гостей — женщина по имени Ирма, которая, понятное дело, Эмма. Я отвожу ее в сторону отчитать за то, что она не последовала моей медицинской рекомендации. Она утверждает, что боли не исчезли, даже стали сильнее, и я волнуюсь из-за того, что, возможно, упустил что-то. Потом я исследую ее горло, оно покрыто сероватыми струпьями. Многие мои коллеги тоже на вечеринке, включая Брейера и детского педиатра Оскара Ри. Тот, как оказывается, ввел девушке нестерильную инъекцию триметиламина. В моем сне единственный из моих друзей, который может быть полезен, это доктор Флисс, и он уверяет меня, что я не ошибся.
Минна сначала воздерживалась от замечаний. Было очевидно, что Зигмунд пытается убедить себя, будто его любимый Флисс не виноват. Но его настойчивая уверенность, что Флисс не ошибся, изумила ее.
— Во всем виноват Вильгельм, — возразила Минна. — И, по правде говоря, не могу понять, почему ты не признаешь это. Врач оставил марлю в ране и зашил ее.
— Это не вполне справедливо, — произнес Зигмунд. — Мне не следовало убеждать Вильгельма проводить операцию здесь, в Вене, где он не мог следить за результатами.
Минна не хотела спорить. Рано или поздно Зигмунд поймет, что Флисс некомпетентен. Она продолжала наблюдать, как Фрейд вышагивает по комнате, и слушала, как он анализирует сон. Данный случай потряс его. Ее жалобы сейчас казались незначительными. И в любом случае он здесь, рядом с ней, доверяя ей сокровенное — разве не этого она хотела, в конце концов?
Глава 37
В ту ночь Минна прекрасно спала. Фиаско Флисса стало тем самым добром, без которого не бывает худа. Или это ей так хотелось думать? Теперь, когда репутация этого человека померкла, Минна надеялась вернуть свое прежнее привилегированное положение наперсницы Фрейда, его возлюбленной… или даже музы.