Любовница на двоих
Шрифт:
Дина закинула голову, на губах показалась пена. Перепуганный браток вновь достал мобильный и заорал что было сил:
— Петрович, хрен моржовый! Ну ты где?! Тут баба уже сдыхает! Что значит выехал? Да пока ты доедешь, она сдохнет! Давай нитками шевели!!! Если она сейчас загнется, тебя уволят! Будешь опять на помойках отовариваться! Давай, сволочь, быстрее!!!
Он все кричал и кричал, жестикулируя и раздувая ноздри, но Дина уже ничего не слышала и не издавала ни звука… Она мгновенно пожелтела, глаза были уставлены в потолок. На ее лице застыли горькие слезы и блаженная улыбка одновременно. Улыбка оттого, что где-то там, за тысячи километров, ее ждали двое. Пятилетняя Машенька и
Глава 7
Я не помню, как из комнаты уносили Дину. Я даже не помню, как меня привезли в какую-то клинику для беседы с психологом. В памяти всплывают лишь какие-то обрывки. Психолог не знал ни единого слова по-русски, нам приходилось общаться через переводчика. Я отвечала на вопросы, значения которых совершенно не понимала, и думала только об одном — о том, что сказала мне Дина перед смертью. Моего ребенка продадут, чтобы использовать как донора для пересадки органов. Я гладила свой огромный живот который мне становилось все тяжелее и тяжелее носить, и чувствовала безграничную любовь и жалость к еще неродившейся доченьке… Я даже пыталась представить, какая она родится и на кого она будет похожа. Динина смерть заставила меня взглянуть на все совершенно другими глазами. Я больше не испытывала ненависти и злобы к своему внезапно исчезнувшему жениху, не вынашивала планов мести. Я вспоминала о нем с благодарностью, потому что он подарил мне маленькое чудо, которое я полюбила больше жизни и которое я никому и никогда не отдам. Я представляла бессонные ночи, которые мне должна подарить моя доченька, и улыбалась блаженной улыбкой. Я буду носить ее на ручках, петь колыбельную и рассказывать сказку, где добро побеждает зло, где живут хорошие люди, ходят друг к другу в гости, пьют чай и создают только доброе, чистое, вечное.
Я буду кормить ее только грудью, потому что материнское молоко самое полезное, самое необходимое. Поначалу нам будет трудно. Я пополню огромную армию матерей-одиночек, но мы будем вместе и обязательно будем счастливы. Я улыбнулась, в который раз погладила свой живот и подумала, что я назову свою доченьку Диной.
— Почему вы улыбаетесь и гладите свой живот? — спросил меня переводчик. — Врача это очень беспокоит.
— Потому что я люблю свою доченьку, — произнесла я ласковым голосом и вновь улыбнулась.
После пятиминутного совещания мне вежливо показали на входную дверь. За дверью стоял Лев и вертел в руках увесистую связку ключей. Как только мы сели в машину, я вцепилась в своего гида и лихорадочно заговорила:
— Левушка, миленький, я очень тебя прошу, я тебя умоляю, родненький, помоги мне вернуться обратно. Христом Богом заклинаю, помоги! Дай мне денег на обратную дорогу. Я как приеду, рожу, немного с ребеночком посижу, а затем устроюсь на работу, начну зарабатывать. Я все тебе до копеечки отдам!!!
— Куда ты собралась?! — Лев чуть было не поперхнулся.
— В Россию, Левушка, в Россию. Отправь
— Ну совсем дура!
— Левушка, я своего ребеночка никому не отдам. Это мой ребеночек, понимаешь, мой.
— Твой?!
— Мой, — жалобно заскулила я. — Только мой и ничей больше.
— А чем ты раньше думала?!
— То, что не головой, это точно. Это была ошибка, ужасная ошибка, но ведь еще не поздно все исправить. Еще не поздно!
— Поздно. Отцепись от меня. Нам пора ехать.
Я не послушалась и крепко вцепилась в своего гида. Мне казалось, что он единственный, кто мне может помочь, и что он обязательно это сделает, потому что он пережил трагедию, когда потерял свою жену и ребенка.
— Лев, а где Дина?
— Умерла.
— Я знаю. Я не про то. Ее тело на родину отправят?
— Зачем?
— Но ведь там ее муж. Он же захочет ее похоронить.
— А кто ее отправлять будет?! Это же денег стоит.
— Но ведь ему хотя бы сообщить нужно.
— Мы не благотворительная служба. В Москве твоя Дина будет считаться пропавшей без вести.
— Как это пропавшей без вести?!
— Так это.
— А кто ж ее хоронить будет?
— В крематории сожгут.
— А пепел?
— Выкинут. Кому он нужен, этот пепел?!
— Мне.
— Зачем?
— Ты отдай мне пепел и дай ее адрес. Я его ее мужу отвезу. Ведь это же святое…
— Дети — это тоже святое, а ты своего ребенка еще совсем недавно продать хотела.
— Я же сказала, что мы все совершаем ошибки. Самое главное вовремя их исправить. Дура я была…
— А сейчас умная стала?
— Сейчас поумнела. Лев, отдай мне пепел. Я отвезу его Дининому мужу.
Лев пристально посмотрел на меня и не произнес ни слова.
— Ты что так на меня смотришь?!
— Как?
— Ты на меня посмотрел, как на обреченную. Ты посмотрел на меня так, словно я никогда не вернусь на родину… Скажи правду, какой бы суровой она ни была. Скажи, после того как я рожу ребенка, меня убьют?!
— Вот дура!
— Знаешь, а ведь я все поняла по твоему взгляду. Я же понятливая. Я ведь очень умная. Я только с виду такая дурочка. Только с виду. Я знаю, что меня убьют, а моего ребенка продадут на органы. Скажи, такова и судьба всех, которые по этим контрактам едут рожать за границу?!
— Заткнись, не неси ерунды!
— Это не ерунда, это голая правда. Ведь вы никакая ни фирма. Ни ты, ни второй браток, ни Ден, ни те люди, которые так вежливо встречали меня в своем офисе. Вы мафия!
— Ох ты как закрутила! Криминальных книжек начиталась?
— Ничего я не начиталась.
Я тихонько всхлипнула:
— Лев, помоги мне спастись. Помоги.
— Подруга, я здесь совсем ни при чем, — раздраженно произнес Лев и закурил. — Я выполняю свою работу, и в зависимости от того, как я ее выполню, мне платят.
А ты, оказывается, черствый сухарь. Тебе безразлично, что будет со мной и с моим ребенком. Тебе самое главное получить деньги. Чтобы они тебе поперек горла встали! А они встанут, вот увидишь! Грязные деньги не могут принести счастья.
— Еще совсем недавно тебя интересовали такие же денежки и ничего больше.
— Совсем недавно все было совсем по-другому, — тихо сказала я и отвернулась к окну.
Всю остальную дорогу мы ехали молча. Неожиданно для меня самой ко мне вернулась привычка из детства, от которой я избавилась уже много лет назад. Я стала грызть ногти: это помогало думать. А думала я о том, как выйти из этого дурацкого положения с наименьшими потерями. Перед глазами предстала лежащая на полу Дина и ее огромный живот с еще нерожденным сыном…