Любовник богини
Шрифт:
Поднес факел к ее лицу. Да, эти громадные глаза ему знакомы. В их глубине то же самое томное, чувственное выражение неприкрытой, животной страсти. Похоже, ее сущность состоит в том, чтобы лгать — и удовлетворять свои низменные желания. Хотя линии ее тела столь много обещают… Похоже, в умении удовлетворять эти самые низменные желания она достигла больших высот. Да, актерка, дешевая баядерка магараджи, которая по его воле то изображает избитую рабыню, то некую апсару, ублажающую героев — живых, еще не ушедших в рай — сваргу.
Она так смотрела…
Чуть повернув кисть, Тамилла вдруг стиснула его пальцы так же крепко, как он сдавливал ее руку, и, медленно закрывая глаза, начала опускаться на пол, запрокидываться, вздымая серебряные соски Плоский, окруженный серебряными кругами живот колыхался от взволнованного дыхания.
Рука ее была так сильна, что Василий невольно опустился рядом. Их колени сошлись. Их бедра сблизились.
Она откидывалась все сильнее, увлекая его за собой.
Рты их хрипло, сдавленно дышали, смешивая дыхание.
Влажный язычок дразняще мелькнул меж ее губ, скрылся — снова высунулся, словно змеиное жало. Василий обнял ее одной рукой за талию, как-то потусторонне поразившись, до чего же она тонкая и гибкая, какие сильные мышцы играют под атласной кожею.
Взоры их слились. Он скользнул губами по нежнейшей, шелковистой щеке к маленькому смуглому уху с капелькой жемчужины в крошечной мочке и чуть слышно выдохнул:
— Где моя жена?
Миг — и ее уже не было в его руках: она стояла, напряженно выпрямившись.
Оскалилась так, что Василий зашарил по поясу, отыскивая какое ни есть оружие… но это была улыбка, злобная улыбка:
— Это уже второй раз ты отвергаешь меня! А ведь раньше не был так жесток и льнул ко мне, как трава льнет к серпу, когда я ласкала тебя.
— Опомнись, — холодно сказал Василий, — ты меня с кем-то путаешь. Ты красавица, знаешь? Я тебя раз увидел, а запомнил, так что непременно узнал бы, если бы видел прежде. Однако это все пустые разговоры. Ты уже поняла, надеюсь, что меня так просто с ног не сбить, не стоит и пытаться. А ты… ты рискуешь!
Неуловимым стремительным движением он схватил ее за щиколотку, рванул — и она рухнула плашмя, лишившись дыхания от резкого падения.
— Ты лежи, красивая! — Он сжимал ее поднятую щиколотку; ноздри трепетали от резкого мускусного запаха ее тела.
«Чем она мажется? — подумал раздраженно. — Надо было ее подольше в воде подержать, а то как бы не задохнуться!»
— Лежи и рассказывай. Ты у магараджи в крепости или по найму?
Разумеется, она ничего не поняла, только дико водила по сторонам глазами, еще не вполне придя в себя.
Однако Василий наблюдал за ней очень внимательно, поэтому не упустил мгновения, когда огонек сознания зажегся в ее взоре, и смог проследить, куда она глянула — но тотчас словно бы отдернула взор.
Затем она уставилась на Василия: он видел, просто-таки видел, как старается Тамилла не смотреть в ту сторону.
Резко наклонился, вздернул ее с полу:
— Там что? А ну иди, быстро!
Конечно, он не отпускал ее руки: с этой девкой ухо надо было держать востро! — и шел в шаге от нее. Поразительной красоты тело его нисколько не волновало, словно было облачено в монашескую рясу. Да нет, ряса его не охладила бы… А, вот в чем дело! Она пахнет, как цветы на могиле, и тело ее будто незримым саваном прикрыто. Нет, эта девка ему даром не нужна, пусть ответит толком на все его вопросы, и он отпустит ее подобру-поздорову.
И без того мелкие шажки совсем замедлились, девушка нерешительно оглянулась:
— Ты… ты хочешь?
— Давай показывай! — Он нетерпеливо тряхнул ее за руку, и Тамилла, покорно кивнув, потянулась за чем-то искристым, лежащим на каменной широкой полке.
Мягкий опаловый блеск — ожерелье из звезд? Из осколков лунного света?
У Василия пересохло во рту.
Ожерелье Кангалиммы! Ожерелье, которое колдунья подарила Вареньке! В последний раз Василий видел его на груди своей жены, перед тем как рухнуть в сладостный, смертельный, блаженный сон под деревом ашоки.
Откуда здесь ожерелье Кангалиммы, ожерелье Вареньки?
— Где ты его взяла? — хрипло проговорил он. — Где?..
Тамилла протянула ему ожерелье. Василий схватил его и поразился холоду и безжизненности этих камней.
А ведь в ту ночь они, чудилось, были напоены жаром их сердец и растворялись меж их слившимися телами!
— Где ты его взяла?
Она неопределенно кивнула куда-то в сторону:
— Там. Это достали из рва… Все, что осталось. Все, что осталось от богини!
3. Богиня алчет жертв
Теперь он отпустил ее. Стоял, прижав ко лбу ладонь, странно, потусторонне ощущая, какой горячий лоб и какая ледяная рука. «Это потому, что я держал оружие», — объяснил сам себе и кивнул, словно согласился.
— Когда? — спросил чуть слышно, и Тамилла тихо всхлипнула:
— Утром. Но богиня бросилась в ров еще до полуночи.
— До полуночи? Да… ночью я шел через джунгли.
Меня здесь не было.
Перевел дыхание. Спросил, с изумлением слыша свой дикий, неузнаваемый голос:
— Почему? Почему она…
Тамилла, сложив ладони в намаете, отрешенно смотрела на стену, а в глазах копились, копились слезы:
— Господин мой, магараджа, обесчестил ее, потом она… пошла. Я хотела ее задержать, правда, клянусь дыханием Брамы! Она оказалась сильнее…
— Что же ты никого не звала? Почему не кричала о помощи?
— Кричала. Воины магараджи видели, как мы боролись, господин мой тоже видел, но не отдал приказа остановить ее. Он… смеялся.
— Смеялся?! — Все, что удалось исторгнуть из горла, это короткое рыдание. — Будь он проклят!.. Почему?