Любовник Дженис Джоплин
Шрифт:
«Наверное, команданте Насарио! — издевательски подсказал внутренний голос. — Или, может, Карлоту Амалию?»
— Маму, — ответил Давид.
Альфонсо Валенсуэла добирался до родственников на попутках. Лицо его осунулось от усталости и бессонной ночи, но в то же время выражало удовлетворение, словно ему удалось избавиться от большой неприятности. Посадив сына в самолет, он, набравшись храбрости, тут же отправился на переговоры с отцом убитого. Ему удалось добиться от дона Педро Кастро обещания пощадить Давида при условии, что ноги его
— Это тебе приказ, понятно?
— А как же мои друзья, моя работа на лесопилке?
— Тебе лучше сразу свыкнуться с мыслью, что ты уже никогда не вернешься домой!
— Атьфонсо, а полиция не вмешается?
— Полиция сделает так, как распорядится дон Педро; команданте Насарио приходится ему кумом; он полицейских даже оружием снабжает!
— Да, видать, они у него хорошо прикормлены, — заметил Грегорио.
— Прикормлены — не то слово!
— Я видел, как полицейские убили несколько ребят в ушелье Какачила, — вставил Давид, — сказали, что они партизаны.
— Властям все позволено, а нас за дураков держат — смотри и молчи!
Давид слушал и удивлялся: отец впервые предстал перед ним таким — холодным и расчетливым. Он понимал, что должен освободить отца отлишней обузы, и рассказал ему о своем плане уехать в Штаты на заработки. Альфонсо ответил, что, само собой, надеяться только на отцовскую помощь Давид не может, но время для игр закончилось, надо начинать самостоятельную жизнь и искать работу, чтобы избавить от лишних трудностей дядю Грегорио и тетю Марию.
— Ну, пока что все наоборот, — возразил Грегорио, — это из-за нас они на него набросились вчера, верно, Давид? Ох, и досталось же ему!
— А вот тебе не зря наподдали, в воспитательных целях, а то у тебя здесь и дел никаких нет, кроме твоего долбаного бейсбола, а ты пойди-ка займись настоящим трудом!
— Ну уж нет, я вам не ишак, только ты у нас любитель спину гнуть!
Мария разлила по чашкам кофе.
— Альфонсо, Давид плохо себя чувствует!
— Еще бы, Мария, как он может чувствовать себя хорошо после того, что пережил!
— Он слышит голоса и от этого очень страдает, — продолжав Мария. — Тебе бы надо показать его врачу.
— Какого хрена, сестра, у моего сына, может, и есть заскоки, но он не сумасшедший! — Он повернулся к Давиду: — Ты все еще слышишь голоса?
Давиду захотелось плакать, но он сдержался — даже если перед ним возникну! все черти преисподней, отец не увидит и слезинки у него на лице!
— Ага, — подтвердил Давид.
— А ты начал слышать их до или после того, что случилось с Рохелио?
— После.
— Ну. вот видишь? Ничего, это от испуга, скоро все голоса исчезнут, а ты о них и думать забудешь!
— Да, верно, — согласился Грегорио.
«Как бы не так!» — прошептал внутренний голос. Давид хотел сказать об этом присутствующим, но тут Мария спросила:
— Вы разве завтракать не будете?
— Мне надо ехать, — отказакя Альфонсо. — Меня ждет хозяйский
— Ну, нет, не поедешь, пока не поешь, педик чертов, мне наплевать, что ты опоздаешь на самолет! Старая, состряпай-ка чего-нибудь по-быстрому, а то этот каброн будет потом всем говорить, что приехал к нам в гости, а ему тут и воды напиться не дали, у него язык что помело, уж я-то знаю! — Мария приготовила яйца «по-конски», поставила на стол сыр, тушеную фасоль, напила мужчинам свежего кофе.
— Давай-‹а, каброн, наворачивай и знай, что в доме твоей сестры гебя всегда накормят, ядрена корень, и учти, что от этих яиц будет стоять, как в тридцать лет, приедешь домой — сам убедишься, если ты вообще что-то умеешь!
— Нуда, учил баран волка, как овцу крыть!
— Может, хоть теперь ты выполнишь свой мужской долг перед Тере!
— Да замолчи, ты-то что понимаешь в мужских делах! — Все это время Давид молча слушал, как всегда, не понимая смысла перепалок, обычно возникающих между отцом и дядей.
— Ну а как Чато? — поинтересовался Альфонсо.
— Вот этот каброн действительно сошел с ума! Вообрази себе — хочет свергнуть правительство!
— Весь в тебя!
— Что за хренотень эта нынешняя молодежь, недоумки поганые! Все что-то читают, музыку слушают, да такую, что не понятно, как у них барабанные перепонки не лопнут!
— А прически, — подхватила тетя Мария, — волосы у мальчишек длиннее, чем женские, не хватает только, чтобы начали в косички заплетать или платочки на головы повязывать!
— Наслушаются своей музыки, а потом принимаются критиковать правительство, предпринимателей, и уж никому не под силу научить их уму-разуму! Ну, откуда, скажи, в башках у этих обормотов берется, к примеру, что религия — опиум для народа? Ну, глупости же говорят, честное слово!
— Дать им хорошую взбучку — сразу утихомирятся! Появится Чато — пришли его ко мне на несколько деньков, вернется как шелковый.
— Если бы, сейчас уж не так, как в старину, я с Чато чего уж только не делал — и говорил по душам, и денег давал, и на курорт отправлял, и трепку задавал, и что же? Да ничего, свалил из дома, шатается теперь как ни в чем не бывало неизвестно где, а наша гребаная полиция в довершение ко всему наезжает на меня, грозятся арестовать!
— Серьезно?
— Их чертов брюхач команданте так и заявил мне, да только у этого сукина сына руки коротки, я вот на них в суд подам!
— На полицию в суд?
— Конечно!
— Не будь еще большим дураком, нельзя этого делать!
— А мы с Неной считаем, что это надо сделать обязательно! — вмешалась Мария. — Почему мы должны сидеть сложа руки?
— Да если мы это оставим просто так, они с нас потом не слезут!
— И что вы надеетесь добиться, Мария? Да эти каброны тут же наедут на Грегорио, смешают с дерьмом и всю спесь из него выбьют! Первое предупреждение вам уже сделано, сами понимаете!