Любовник королевы
Шрифт:
Но сегодня народ обожал Роберта Дадли. Он был для них фаворитом Елизаветы и самым обаятельным мужчиной Англии, их любимцем, который совсем молодым попал в Тауэр как изменник, но вышел оттуда героем. Он пережил мрачные годы и уцелел. Точно так же спаслась Елизавета, да и они сами.
По прибытии в Вестминстерское аббатство красоту и безупречность процессии сменил такой же великолепный обряд коронации. Голова Елизаветы приняла корону, лоб – помазание елеем, а руки – скипетр и державу. Обряд совершал епископ Карлайлский, искренне уверенный в том, что через несколько месяцев он обвенчает Елизавету с самым набожным католическим королем во всем христианском мире. Эта уверенность наполняла его душу такой
Выйдя из сумрачного зала аббатства на яркий дневной свет, Елизавета услышала приветственный гул толпы. Люди расступались, давая ей дорогу, а она неторопливо шла, позволяя каждому рассмотреть ее, запечатлеть в своей памяти. Она была королевой, стремившейся потрафить всем. Любовь подданных становилась бальзамом для ее души, врачующим раны всех тех лет, что она провела в вынужденном затворничестве.
Во время торжественного пира ей вдруг сдавило горло. Румянец на щеках свидетельствовал не о волнении, а о поднимавшемся жаре. Но ничто не заставило бы ее рано покинуть торжество. Венценосную особу ждал сюрприз. Двери зала распахнулись, и туда на коне въехал Роберт Дадли, давая понять всем и каждому, что отныне он является защитником королевы. Елизавета улыбалась ему, самому лояльному государственному изменнику, своему новому совету, половина которого лояльностью не отличалась, родственникам, вдруг вспомнившим о своей племяннице, волею судеб превратившейся из преступницы в законодательницу.
Елизавета не покидала зал до трех часов ночи, пока в дело не вмешалась Кэт Эшли. На правах бывшей гувернантки, не раз загонявшей будущую королеву спать, она шепнула Елизавете, что той нужно немедленно ложиться, иначе завтра ее величество станет клевать носом и валиться с ног.
«Боже, покарай ее смертью, едва она поднимется утром», – думала Эми Дадли, лежа без сна в далеком Норфолке и ожидая, когда длинная зимняя ночь сменится стылым рассветом.
Ночь муж Эми провел в объятиях и постели одной придворной дамы. Утром он проснулся, прекрасный как Адонис, мягко, но настойчиво расцепил руки, обвивавшие шею, оставил на губах, ласкавших его, прощальный, ни к чему не обязывающий поцелуй и поспешил на прием к королеве. Дадли надеялся застать Елизавету одну, однако опоздал. С нею уже находился Уильям Сесил. Они о чем-то сосредоточенно говорили, сидя за столиком, заваленным бумагами. Подняв голову, королева улыбнулась Роберту, но войти не пригласила. Ему пришлось подпирать стены передней, обшитые деревянными панелями, вместе с дюжиной других придворных, явившихся поутру к королеве с заготовленными комплиментами и обнаруживших, что Сесил их опередил.
Двери в комнату, где беседовали королева и ее советник, не были плотно закрыты. Хмурый Дадли попытался подслушать их разговор. Сесил вновь был одет в черное.
«Как писарь», – пренебрежительно подумал Роберт.
Однако писари не носили одежд из великолепного черного бархата и не шили их у дорогих портных. Камзол Сесила украшали тончайшие кружева, в которых утопала его шея. Окаймлением воротнику служили длинные блестящие волосы. Теплые, участливые глаза Сесила ни на мгновение не отрывались от оживленного лица Елизаветы. Он отвечал на ее порывистые слова о великом королевстве с той же самой спокойной неторопливостью, с какой прежде давал ей советы по наилучшему управлению загородными поместьями. Тогда только Уильям удерживал ее от глупых и опасных замыслов и теперь получал награду за эти годы преданного служения.
Елизавета доверяла Сесилу, как никому другому. Он мог давать ей советы, противоречащие ее желаниям, и она их выслушивала. Назначая его своим главным советником,
Елизавета видела, как ее отец прогонял советников, слова которых расходились с его желаниями. Он мог обвинить их в государственной измене только потому, что они явились с плохими новостями. Ее не смущало, что в конце концов Генрих VIII превратился в тирана, ненавидимого своими ближайшими союзниками. Такова уж природа королевского правления. Но своей нетерпимостью и нежеланием слушать советы отец отдалил от себя лучшие умы королевства. Невзирая на юный возраст, Елизавета сумела извлечь из отцовского правления полезные уроки.
Все же ей недоставало взрослости и опыта, чтобы править самостоятельно. Корона была великовата для ее головы в прямом и переносном смысле, а в стране хватало врагов новой королевы. Молодая женщина, всего двадцати пяти лет от роду, у которой ни отца, ни матери, ни любящих близких родственников, способных дать совет. Ей пришлось окружить себя надежными друзьями: Сесилом, ее бывшим учителем Роджером Ашамом, гувернанткой Кэт Эшли, грузным, любящим посплетничать казначеем Томасом Парри и его женой Бланш, которая в свое время нянчила Елизавету. Став королевой, она не забыла никого, кто оставался верным ей в ее бытность опальной принцессой. Всех своих старых друзей она щедро вознаградила за годы ожидания.
«Смотрю, она предпочитает общество низов, – думал Дадли, переводя взгляд то на Сесила, устроившегося за столом, то на Кэт Эшли, сидевшую у окна. – Ничего удивительного. Ее воспитывали слуги, люди недалекого ума, и она усвоила их ценности. Торговля, крепкое домашнее хозяйство, значимость поместья, которым умело управляют, – это весь круг их интересов. Пока я слонялся по залам дворцов и учился у отца повелевать придворными, Елизавету волновало, как бы подешевле купить бекон и не залезть в долги. – За одной чередой раздраженных мыслей последовала другая. – Пока что она – правительница мелкого калибра. Королева только по названию. Устроила столько шума из-за дарохранительницы, поскольку та с детства мозолила ей глаза. А вот в крупные церковные споры она не сунется. Узость взглядов. Да и откуда им быть широкими, если Елизавета постоянно думала только о том, как уцелеть?»
Сесил подал знак одному из своих писарей. Тот подошел и вручил молодой королеве исписанный лист бумаги.
«Если хочешь повелевать своей королевой, ее надо перво-наперво отделить от Сесила, – подумал Роберт, глядя на поглощенных чтением Елизавету и сэра Уильяма, головы которых почти соприкасались. – Если хочешь править Англией, перво-наперво придется избавиться от Сесила. А еще раньше нужно сделать так, чтобы она потеряла веру в него».
Елизавета указала на какую-то строчку и о чем-то спросила. Сесил ответил. Она утвердительно кивнула, подняла голову, увидела Дадли, глядящего на нее, и подала ему знак приблизиться.
Роберт, не скрывая самодовольства, выступил вперед, ловя на себе завистливые взгляды остальных придворных.
Подойдя к столу, он отвесил глубокий изящный поклон.
– Приветствую вас, ваше величество. Да хранит вас Господь в первый день вашего правления.
Елизавета улыбнулась.
– А мы тут готовим список посланников, которые отправятся к европейским дворам возвестить о моей коронации. Сесил предлагает отправить тебя в Брюссель, к Филиппу Испанскому. Ты передашь своему бывшему господину, что теперь я – помазанная королева?