Любовник оживает в полночь
Шрифт:
– Но теперь, после его гибели, фирма отдаст деньги мужа вам?
– Я вчера пыталась найти эту фирму, чтобы хоть часть отдали, а то мне Юрия хоронить не на что. Но никаких следов не нашла.
– То есть как? – ахнула я. – Но ведь ваш муж знал, где сидит его начальство?
– Он говорил, что не знает. Ему позвонила владелица фирмы, вызвала на собеседование в кафе «Игуана», он там же написал заявление о приеме на работу, получил аванс – и стал работать.
– И в чем заключалась его работа?
– Варвара – так звали начальницу – ему звонила на мобильный телефон, и он ехал куда-то. Говорил, что получил доверенность на два дома, и теперь ему надо найти покупателей и эти дома продать. За это обещали приличные комиссионные. Но вот – ничего он не получил… – и женщина тихо заплакала.
– А его мобильный у вас? Вы не могли бы посмотреть, с какого номера Варвара звонила? Наверняка наша доверенность у нее, и как нам теперь ее найти?
Не задавая лишних вопросов, вдова подошла к старому секретеру и достала потертый аппарат. Потыкала пальцами в кнопки и протянула мобильник нам. Я не смогла скрыть разочарования – таинственная Варвара звонила Юрию с телефона-автомата.
– А в какой газете было размещено объявление Юрия? – ухватилась я за последнюю соломинку.
– В «Городской рекламе».
Выйдя из унылой квартиры, мы с Сашей грустно переглянулись. Затем я нерешительно произнесла:
– Варвара постаралась обрубить концы. Но кое-какие зацепки у нас есть. Во-первых, она явно просматривает «Городскую рекламу», по крайней мере, раньше просматривала. Во-вторых, и это самое главное – тот, кто устроил спектакль, явно знал многое о прошлом Таисии, по крайней мере, об Илье и его гибели. Обрати внимание – у режиссера «восставших» даже фотография Ильи имелась.
– И что нам это дает?
– Надо поискать ее старых друзей.
– А они имеются?
– Похоже, их и не было никогда… Послушай, – наконец дошло до меня. – Давай искать друзей Ильи! Наверняка в архивах МВД сохранилось дело о его самоубийстве, нам надо получить к нему доступ и найти хоть пару адресов его друзей или знакомых.
Через два дня Саша нашел людей из архива, которые согласились запустить нас в святая святых на пару часов. Я быстро отпросилась с работы, Саша заехал за мной, и мы понеслись в архив. Пожелтевшая папка с довольно тонким делом порадовала нас целым рядом открытий. Во-первых, в деле имелись показания подруги покойного, некой Варвары Ластовской. Во-вторых, дело о самоубийстве Ильи Когтева было объединено с делом о самоубийстве его беременной невесты, пятнадцатилетней Екатерины Трепловой. Показания по поводу гибели Катерины давала ее бабушка, Глафира Петровна Треплова.
– Это же та самая бабка, которая терроризирует наш салон, рассказывая о своей вернувшейся с того света внучке! – потрясенно сказала я.
– И что нам это дает? – неуверенно спросил Саша.
– Так, значит, это ее внучка была невестой Ильи!
– Внучку мы все равно уже не расспросим. Давай прочтем, что говорила бабушка.
К сожалению, в показаниях бабушки про Илью не было сказано ни слова. Там слово в слово повторялся рассказ о покойных родителях, которые приходили за Катей, и о записке, оставленной в день самоубийства. Более того, на вопрос следователя, знает ли Глафира Петровна о беременности внучки, бабушка, судя по всему, не на шутку разбушевалась. В тот день протокол допроса не был подписан, и, судя по всему, Глафиру Петровну выводила из кабинета следователя охрана.
– Смотри, она, похоже, не поверила следователю, – задумчиво сказал Саша.
– Ладно, тут есть ее адрес, мы ее сегодня же навестим. А вот и адрес Варвары Ластовской. Как ты думаешь, это и есть наша Варвара Мережко?
– Почему бы нет? Тогда она была незамужней девушкой, а потом поменяла фамилию.
– Отлично, тогда переписываем адреса, и вперед!
– Подожди, может, еще чего ценного в делах найдем.
Особо ценного мы ничего больше не нашли, зато переписали адреса подруги покойной Екатерины и двух друзей Ильи. Одним из них оказался Аркадий Горбунов. Его координаты показались мне смутно знакомыми.
– Саш, посмотри, это не наш поэт Аркадий? – поинтересовалась я.
– Точно, адрес его! Мы в этой квартире совсем недавно в гостях побывали.
– Давай ему позвоним, если он дома, с него и начнем.
– А на работу тебе сегодня не надо?
– Я попросила Таню меня сегодня подменить, а я за нее воскресенье отработаю.
– Кто бы за меня работу сделал… – вздохнул Саша. – Ладно, сейчас позвоню Аркадию.
Поэт оказался дома, и мы тут же напросились в гости. Выглядел Аркадий молодцом – подтянутый, в нарядном спортивном костюме, грудь колесом. Непохоже было, что он так уж убивался по погибшей Таисии. Правда, от него здорово разило перегаром, вероятно, он уже с утра заливал алкоголем свое горе.
– Водочки? – любезно предложил он, едва мы переступили порог.
– В полдень? – вырвалось у меня.
– Я за рулем, – спокойно отказался Саша.
– Я тоже, – ляпнула я и осеклась. Разговор предстоит серьезный, надо до поры до времени прикусить язычок.
Мы прошли в комнату и остановились как вкопанные. В небольшом кресле за обеденным круглым столом в одних семейных трусах развалился спящий Павел Ганевич. При нашем появлении он слегка разлепил глаза, изобразил нечто вроде кривой улыбки, снова сомкнул веки и громко захрапел.
– Ой, мы вам не помешали? – выдавила я.
– Вы на что намекаете? – побагровел поэт.
– Ну, может, мы не вовремя…
– Девушка, вы эти грязные намеки бросьте! – еще больше взъярился хозяин квартиры. – Ко мне такие женщины ходят! А Павлу просто жить негде, он от жены ушел, кантуется по знакомым, а у меня – пустая квартира. Я и разрешил ему пожить здесь до развода.
– Да-да, мы так и поняли, – поспешила успокоить я поэта. – Мы восхищены вашей добротой, правда. Но нам надо поговорить с вами по делу…
– К вашим услугам, – церемонно раскланялся поэт.
Я покосилась на пьяного в стельку режиссера и решила, что мы вполне можем поговорить и при нем. К тому же режиссер все равно был нетранспортабелен. К счастью, поэт на ногах держался вполне твердо. Я подошла к дивану и села, Саша остался стоять в дверях.
– Аркадий, оказывается, вы знали покойного Илью? Ну, бывшего любовника Таисии, погибшего двадцать лет назад?
– Ну, знал, и что? – Поэт попытался сфокусировать взгляд на моем лице.