Любовник
Шрифт:
Майкл потянулся к пуговицам на брюках, а у Энн возникло странное чувство, что все это она уже когда-то видела.
— Нет! — импульсивно воскликнула она. Он замер.
— Что значит нет? — мягко спросил Майкл. Прошлой ночью он с наслаждением доверил пуговицы ей — самой невинности, которая не понимала, что следовало делать. Но, кажется, теперь она знала, как поступать.
— Подожди, позволь мне. — Энн хотела похоронить воспоминания о смерти и болезнях. На этот раз пальцы не подвели. А то, что рвалось из-под шерстяной ткани,
Это для нее. Не потому, что она заплатила, а потому, что он ее желал. Энн опустилась на колени, так что юбки распластались по полу, потянулась к ширинке и нащупала курчавые волосы. В нос пахнуло чем-то горячечным, но тут же повеяло чистым мускусным запахом мужской плоти и сирени. Солнце осветило весь его пенис и обозначило множество оттенков. Темная кожа морщилась у росистой от влаги сливы, а выше чернела бахрома пружинистых волос.
Она осторожно взяла его в руку, вложив в ладонь крайние пять дюймов, на красной головке серебрились капельки,
Не похоже на сосиску, да и на сигару тоже. И на дряблую тряпку, как у отца. Таким она запомнит Майкла надолго.
Энн провела по сливе пальцем. Та оказалась влажной и скользкой, пол кожей прощупывался пульс. Она представила, что возьмет ее в рот, и там моментально пересохло. Пальцы осторожно исследовали похожий на глаз кончик, из которого показалась одинокая слеза.
— Нужно брать его весь? — Энн осторожно дотронулась до головки губами, и плоть дрогнула от ее прикосновения. Она отпрянула.
— Нет.
Энн ощущала его взгляд. Майкл сжал руки в кулаки, мышцы на шее напряглись, словно в агонии. Энн наклонилась и старательно ткнулась в пенис губами, подражая ему, когда он ласкал ее ночью. Нежно, но не настойчиво. Закрыв глаза, пробовала на вкус, а орган трепетал и бился подобно сердцу.
Потом нерешительно вложила его между губами. Рот раскрывался все шире и шире, пока не наполнился целиком.
Вкус оказался чистым, немного солоноватым. Странное ощущение, но отнюдь не противное. В кольце пальцев ощущалась упругость. Майкл довольно заурчал и охватил руками ее шею. От неожиданности Энн попыталась отстраниться и посмотрела вверх, но он не ослабил хватки. Обрамленные бахромой ресниц веки прикрыли глаза. Зрачки превратились в булавочные головки, зато фиалковые радужки ярко сияли.
— Ну как, тебе нравится? — спросил он.
— Нравится, — честно призналась Энн.
— Ты понимаешь, что произойдет, если ты будешь продолжать?
Энн посмотрела на трепещущую головку и слизнула очередную слезу.
— Ты извергнешь семя.
— Тебе в рот, — уточнил Майкл.
Он думал, что она отпрянет, но этого не случилось. Наоборот, она потянулась и поцеловала его в бархатистый кончик — bitte. А потом захватила в рот столько, сколько смогла.
Шероховатая рука скользнула с ее шеи вверх — к шляпке. Энн пронзил страх. Она увидела в его пальцах блестящую шляпную заколку — светлая сталь была остро заточена — и отодвинулась.
— Доверься мне, — прошептал Майкл, но она не умела: всю жизнь ее учили никому не доверять. Энн глубоко вздохнула.
— Скажи, что теперь делать?
— Снова возьми в рот.
— Скажи по-французски, как другим.
Красивым. Веселым. Раскованным. Таким, какой она никогда не была.
На мгновение замерла даже пульсация в ее ладони. Солнечный столб уперся прямо в любовников и очертил блестящие тела, серую шерсть, белый хлопок и блестящий металл. Даже угли перестали потрескивать в камине. А затем…
— Prends-moi dans la bouche — возьми меня в рот. Энн закрыла глаза и приняла его в рот. А в мозгу, словно наяву, продолжала блистать остро отточенная булавка.
— Leche-moi — лижи меня.
Женщина послушалась.
— Mords-moi — кусай меня.
Она осторожно куснула.
— Suce-moi — соси.
Энн повиновалась.
— Plus profond — глубже.
Она потянулась губами вперед так, что они коснулись кольца ее пальцев.
— Plus fort — сильнее.
Пальцы сомкнулись крепче. Интересно, он тоже наслаждается близостью, когда сосет женщину, к которой испытывает влечение? Когда сосал ее?
Изборожденные шрамами пальцы впились в ее затылок.
— Pius vite — быстрее.
Энн явственно осознала хрупкость собственной шеи, мужскую мощь его руки и женскую силу своих прикосновений. Она стала двигаться быстрее, дрожа от близости открытия, и целиком погрузилась во вкус и плоть Мишеля дАнжа.
Его член продолжал твердеть и утолщаться. Но вот что-то произошло, нечто невероятное. Он готов был взорваться у нее во рту. Что-то громко звякнуло позади, и Энн догадалась, что на деревянный пол упала шляпная булавка. В тот же миг руки Мишеля сомкнулись у нее на шее, и он хрипло выкрикнул:
— Narrete pas! Черт! Только не останавливайся!
В небо ударила струя горячей и густой жидкости. Темп, напор — вот в чем суть наслаждения Мишеля. Энн инстинктивно сглотнула. Да, ей понравилось. Sauce. Blanc. Came. Французские слова катались у нее на языке. Шляпка слетела с ее головы. Внезапно она оказалась на ногах и от неожиданности заморгала, а сильные пальцы уже вынимали из ее волос заколки и освобождали пучок. Наконец пряди рассыпались по ее плечам.
Лицо Майкла раскраснелось, а глаза превратились в щелочки.
— Я не хочу сделать тебе больно.
— Ты не сделал мне больно. — Голос ее дрожал. Энн поразила сила его оргазма и ее способность его вызывать.
Майкл потерял над собой контроль. Вот в чем заключалась разница между любовником и наемным для наслаждения мужчиной. Перед ней стоял человек, сгоравший от страсти.
— Я не причиню тебе боли, что бы ни произошло. — Еще больше прядей упало ей на спину, а посыпавшиеся на пол заколки отдались эхом ударов ее сердца. — Поцелуй меня, пососи язык, как сосала конец.