Любовник
Шрифт:
— Мне не требуется сиделка, мадемуазель.
Энн замерла. Сама того не желая, она его обидела. Энн облизала губы, на которых оставался привкус его влажного дыхания.
— Я не собираюсь становиться вашей сиделкой.
— В кебе вы утверждали, что и понятия не имеете, чего желать.
Энн не отвернулась и не притворилась, что не поняла его.
— Я спрашивала, что может произойти, если женщина не знает, чего просить. Но не утверждала, что не знаю, чего хочу.
Майкл склонил голову, и его губы оказались рядом с ее губами.
— И чего
В его словах звучал вызов. Как будто он спрашивал: «Как далеко вы готовы зайти, госпожа старая дева? Не побоитесь ли ласк мужчины, который известен тем, что умеет доставлять наслаждение женщинам?»
Энн глубоко вздохнула. Все, что у нее есть, — это один месяц наслаждений. И она не собиралась поддаваться своим девическим страхам.
— Я хочу испытать оргазм.
— Сколько раз?
— Столько, сколько позволит тело.
— Сколько желаете пальцев?
— Столько, сколько примет тело.
— Как глубоко мне в вас проникать?
— Насколько сможете.
Фиалковые глаза вспыхнули.
— Ваших грудей когда-нибудь касался мужчина?
— Нет. — Энн признавалась в этом с трудом. Мужчины охотились за состоянием ее родителей, но никогда не обращали внимания на нее как на женщину.
— Какой-нибудь мужчина ласкал вас языком?
Энн проглотила подступивший к горлу комок.
— Один раз.
— Вам понравилось?
Нет, ей не понравилось. Юнец, сорвавший поцелуй, признавался потом приятелям, что за Энн просто невозможно ухаживать. И только вконец отчаявшийся подцепить богатую невесту бедняга способен положить глаз на такую несмышленую телку.
Женщина смотрела на бахрому трепетавших перед ней ресниц. Они казались черными, как уголь, и невероятно длинными.
— Он меня чуть не задушил, а потом насмехался надо мной, — с трудом выдавила она.
— Я не стану вас душить, шери. И насмехаться тоже не стану.
Майкл отступил назад и снял жилет. Энн замерла и только смотрела во все глаза. Его черные ресницы скрывали возбужденный блеск глаз, рука потянулась развязать узел белого галстука. Энн мучительно захотелось, чтобы он поцеловал ее, и Майкл, вероятно, об этом догадывался. Женщину охватила безрассудная отвага.
— А что же вы предпримете, месье?
— Во время поцелуя буду посасывать ваш язык. — Его руки опустились, на пол упал галстук, зато черные ресницы взлетели вверх. — После того как я вас раздену, я поцелую ваши груди. А когда вы останетесь совершенно нагой, — он отстегнул от белоснежной манжеты золотую запонку, — примусь целовать ваш клитор.
У Энн перехватило дыхание. Майкл отстегнул вторую запонку.
— Вы знаете, где расположен ваш клитор, мадемуазель?
Женщина изо всех сил старалась не отводить взгляда от его лица и не смотреть на темные волосы во все расширяющемся вырезе рубашки;
Восемнадцать лет назад, возвратившись из Лондона в Дувр, она стянула медицинские записки у домашнего врача своих родителей. И в них нашла упоминание об интересующих ее частях тела. Но в записках ничего не говорилось о том, что с этими частями женского тела делает мужчина.
Энн так и не узнала, чего мужчины требуют от женщин.
Майкл положил золотые запонки в карман брюк, и этот жест приковал ее взгляд к припухлости под его брюками.
— Я уверена, что испытаю оргазм. И надеюсь, не один. Вы ведь недаром получили свое прозвище, месье. Это благодаря вашему умению лизать и посасывать женщину?
— И всему прочему, — загадочно ответил Майкл. Скрестив руки, он ухватился за рубашку и снял ее через голову.
Сердце Энн гулко забилось о ребра. Шея и руки Майкла были исполосованы шрамами, но тело оставалось совершенно чистым. Кожа смуглая, волосы на груди черные, мускулы рельефные. Голова неожиданно вынырнула на свет, и рубашка присоединилась к груде одежды на полу.
Майкл понимал, какой произвел на нее эффект — в этом она ничуть не отличалась от других покупавших его услуги женщин.
— Вы достаточно возбуждены, месье?
— Да. — На первый взгляд его как будто не поразила е неожиданная смелость. — Достаточно.
Горячая влага уже струилась меж ее бедер.
— Вы всегда возбуждаетесь, когда… бываете с женщиной?
— Да, — просто ответил Майкл.
— Я хочу вас видеть.
— Тогда снимите с меня брюки, мадемуазель. — Фиалковые глаза призывали коснуться и изучить то, за что она платила.
Ощутить все девять с половиной дюймов.
— Отлично, месье. — Энн шагнула вперед. Его тело излучало жар. Она решительно взялась за обшитые шелком пуговички на широком поясе. С каждой новой расстегнутой пуговицей открывался все больший покрытый черным волосом участок; темная стрела убегала к низу живота. Под шелком подкладки брюк Энн ощущала его тело: плотное, твердое. Пенис пульсировал и жил своей собственной жизнью.
Затаив дыхание, она приспустила ему брюки на бедра… Ее опалил жар и запах свежего мыла и мужчины,
Майкл оказался прав. Она не готова увидеть настоящего мужчину. Энн встретилась с ним взглядом. Его фиалковые глаза смотрели выжидательно.
— Вы утверждали, что доводили до оргазма всех женщин.
— Непременно.
— Даже если женщина девственница?
— У меня ни разу не было девственницы.
У него ни разу не было девственницы!
А она никогда не знала мужчины.
Если она примет его, то больше не будет такой, какая есть.
Энн изо всех сил старалась, чтобы голос не выдал ее нарастающий страх;
— Но если у вас никогда не было девственницы, откуда вы знаете, что способны доставить мне удовольствие?
Спокойно и методично Майкл снова натянул на себя брюки, подошел к кровати, сел и принялся снимать сапоги и чулки. Его ноги были такими же длинными, массивными и смуглыми, как и руки.
Из расстегнутых брюк виднелась мясистая, увитая голубыми прожилками плоть с красноватым, напоминающим садовую сливу кончиком — плотная и тяжелая. Темные волоски испещрили мошонку, отливавшую голубизной вен.