Любовники старой девы
Шрифт:
Он осторожно надавил плечом. Просочился слабый свет.
Жигмонт увидел, что вторая дверь сделана из меди.
Сверкающая отполированная медная поверхность отразила его.
Яркий солнечный свет. Это был дневной свет.
Жигмонт, прежде чем увидеть, куда же он попал, невольно оглянулся. Медная дверь захлопнулась. Но он уже не думал об этом. Его влекло вперед, в тот новый мир, куда он попал.
Это была опушка леса. В отдалении вздымали зеленые кроны темные странные деревья. Трава была яркой. Изумительной чистоты воздух. Даже в горах он не дышал таким воздухом. На тонких стеблях изящно покачивались цветы. И цветы здесь отличались необыкновенной яркостью и странной формой — искусное сочетание лепестков казалось делом рук человека, а не природы.
Резкий топот в тишине. В чаще промелькнул олень. Жигмонт снова остановился, задумался. Затем решил углубиться в чащу. Он повернул к лесу и прошел немного. Но вскоре заметил, что лес остается на прежнем расстоянии. Попытался снова повернуть. И снова лес не приблизился. Повернул снова. Все то же! Куда бы Жигмонт не пытался свернуть, он все равно продолжал двигаться вдоль темной стены странного леса, по опушке.
Он сознавал, что идет уже долго. Это сознание было тем более удивительно, что время как бы не имело власти над таинственной местностью. Странный солнечный, летний день, казалось, царил здесь вечно! Жигмонт ощутил сильную жажду. И словно бы в ответ на это его ощущение, забил чуть поодаль ручей. Вода пенилась чистая, как воздух, прохладная, нежно-блескучая. Он опустился на одно колено, зачерпнул обеими горстями, смочил лицо, начал пить. Было приятно. Но ощущение свежести во рту утрачивалось очень быстро; пожалуй, слишком быстро!
Страшное рычание заставило его замереть, как был, склонясь к ручью. Он узнал это леденящее кровь рычание у себя за спиной. Это был львиный рык. Рык истинный и грозный! Раздумывать было некогда. В крови Жигмонта таились инстинкты быстроты, сейчас они мгновенно залили костер сознания и погасили его. Жигмонт молниеносным движением вскочил, выхватил меч, повернулся лицом к зверю. И вправду казалось, будто в светлом воздухе на земле пронеслись зигзаги молнии. Хрипя в агонии, животное забилось у ног своего победителя. Жигмонт рванул меч. Окровавленная сталь очищалась на глазах, красный след исчезал, и это было странно, неестественно. Жигмонт, вскинув меч, смотрел на него. Затем быстро опустил глаза, желая взглянуть на убитого зверя. На траве была расстелена выделанная львиная шкура. Она словно бы манила накинуть ее на плечи. Но Жигмонт и не подумал сделать такое. Вся эта внезапная схватка с могучим зверем и победа — все это имело в себе нечто странное, ирреальное. А в этой маняще раскинутой пышной шкуре заключалось даже и нечто издевательское. Жигмонт поднял голову и улыбнулся открыто и смешливо, улыбнулся кому-то неведомому, кто, быть может, являлся хозяином этих странных чудес. Затем спрятал меч в ножны, присел на львиную шкуру и задумался. Он поймал себя на том, что ему хочется сорвать какой-нибудь маленький цветок или травинку и чуть покусывать. Но здешние травинки или цветы никто не решился бы сорвать. Сорвать хотя бы вон тот алый цветок, да это же все равно, что сломать прекрасную дорогую игрушку. Жигмонт снова улыбнулся. Если ручей явился ответом на его жажду, если нападение льва было чем-то вроде испытания, то почему бы не проверить, насколько дружественно относится к нему хозяин этих мест. Жигмонту давно хотелось есть, но он всячески подавлял это желание, не давая ему разрастись. Но теперь он отпустил это желание на свободу. И спустя несколько минут голод стал мучить его.
Сначала — тишина. Кажется, никто не собирался накормить его. Но Жигмонту показалось, что кто-кто колеблется — исполнить его желание или не исполнить. Жигмонт невольно рассмеялся. Затем притих и вновь пустил в дело свою чуткость. Нет! Причина здесь не в тех или иных колебаниях, просто это желание Жигмонта трудно исполнить!
Однако через несколько минут рядом с сидящим на шкуре победителем льва явился стакан вина, ломоть хлеба и сыр. Все это появилось внезапно, будто сгустилось из воздуха и выглядело очень ярким и красивым. Секунду Жигмонт полюбовался всем этим. Затем подумал, что, должно быть, создать более обильную трапезу таинственный чародей не в состоянии. Но эта мысль не вызвала в Жигмонте презрения к способностям неведомого волшебника; напротив, Жигмонт проникся к нему уважением.
— Благодарю! — жестом почти инстинктивным Жигмонт прижал ладонь к груди.
Он принялся за еду. Сыр с хлебом и вино оказались весьма приятными на вкус, но вкус их как бы мгновенно испарялся во рту.
После еды Жигмонта стало клонить в сон. Он уже понимал, что пока опасность, в сущности, не угрожает ему. И вот он спокойно растянулся на львиной шкуре и уснул легким здоровым сном сильного и уверенного в себе человека.
ГЛАВА 7
Из всех многочисленных покоев своего обширного дворца герцог приморского города предпочитал небольшую комнату на втором этаже. Там он устроил свой кабинет и теперь сидел в резном деревянном кресле, опершись на подлокотники. Распущенные длинные светлые волосы, казалось, облепляли вытянутый череп. Утиный нос подавался вперед, тонкие губы были крепко сжаты, узкие глазки-щелочки также отнюдь не красили герцога.
Напротив него сидел на высоком стуле задумчивый старик с большими, неправдоподобно светлыми голубыми глазами и длинной седой бородой. Старик был в темном кафтане. Герцог — в домашнем легком камзоле.
— Вы получите замок своих предков! — тихо говорил герцог. — Более того, я выплачу вам кругленькую сумму — золотом! Вы отстроите и заново отделаете замок! Я прощу ваш род! Я призову вас ко двору! Вы станете моим приближенным! Ну?!
«Торгаш! — брезгливо подумал старик. — Торгаш на престоле истинных владык, которым служили мои предки!»
— Все, что принадлежало моим предкам, по праву принадлежит и мне, — меланхолически начал он. — А для того, чтобы эта груда развалин предстала перед всем приморьем в своем прежнем блеске, не хватит вашей казны, милый герцог!
Герцог поморщился.
— Нам незачем притворяться друг перед другом, — продолжил старик ровным спокойным тоном. — Золота вашего мне не нужно. От суетного существования при дворе я устал еще в юности. Единственное, чего я хочу, — это уединиться с несколькими преданными мне слугами в дорогих моему сердцу развалинах, провести там, на свободе, в покое и в тишине, остаток своей жизни, и там умереть, внимая гулу морских волн. Пусть этот долгожданный покой моих последних лет и явится наградой за ту услугу, которую я окажу вам!
Герцог слушал настороженно и недоверчиво. Маленькие узкие глазки излучали коварство, тщетно он изо всех сил старался придать им иное выражение — внимательности, например, или ума.
— Да, — сказал герцог, когда старик замолчал. — Вы стары и не так уж глупы. Но для того, чтобы вполне доверять потомку рода, известного своей строптивостью, я хочу знать, как вам стало известно о моем желании.
— Ничего нет проще! — воскликнул старик. — Я знаю этого человека! Мне пришлось с ним столкнуться однажды. Тогда я не сумел одолеть его! Но с тех пор я несколько поднабрался ума! Однако меня удивляет другое: почему он еще не убит!
— Если бы это было так легко и просто! — в голосе герцога послышалась горечь. — Каким-то чутьем он распознает отравленную пищу! Втравить его в уличный, якобы случайный поединок, так ведь он непременно выйдет победителем!
— Но можно просто-напросто бросить его в тюрьму под любым, пусть самым нелепым предлогом! — старик усмехнулся. — Можно казнить без суда!
— О нет! — маленькие глазки герцога блеснули злобой. — Я хочу показать тем, кто его послал, что я не боюсь их! Пусть его гибель будет случайной! Или еще лучше — пусть он совершит какое-нибудь преступление, чтобы я мог казнить его! Да, казнить, но на законном основании!