Любовные чары
Шрифт:
– Назад! – скомандовал Сименс, и человек, загнавший Агнесс в воду, двинулся к берегу, то и дело оборачиваясь, чтобы взглянуть туда, куда неотрывно смотрели остальные. Голова Агнесс показалась над водой – и вновь погрузилась.
Марина зажмурилась. Сименс заговорил нараспев, но она слышала лишь звуки, из которых не в силах была составить слов, и не понимала, молится он или проклинает. Все чувства, все мысли оцепенели от ужаса…
Оглушительный звук вырвал ее из гнетущего кошмара. Открыв глаза, Марина увидела убийцу Агнесс, который, зажимая рану на груди, медленно оседал.
Руки, безжалостно державшие Марину, разжались, и она повалилась наземь, но тут же вскочила, забыв о боли.
– Милорд! Сэр Десмонд! – послышался испуганный крик, и Марине на миг показалось, что с неба обрушился снегопад – то на песок посыпались белые балахоны, которые «братья» в панике сбрасывали, вскакивая на своих коней и пускаясь вскачь.
Один из балахонов накрыл Марину, и, когда она с усилием выпростала голову, берег был пуст. Только два темных коня тянулись мордами к серебристой, спокойной воде. Два коня. Ее и… Агнесс.
Марина с усилием повернула голову и увидела Десмонда и Джессику. Десмонд подхватил Марину, встряхнул, прижал к себе:
– Ты жива, слава богу! Я думал, не успеем!
– Мы и не успели, – проронила Джессика. – Или они увезли Агнесс с собой?
Глаза Марины против воли устремились на сияющую гладь реки.
– Ты добилась своего! – вскрикнула Джессика, разразившись слезами.
Мгновение Десмонд недоумевающе смотрел на нее, потом перевел глаза на Марину – и вдруг подтащил к себе белый балахон, опутывавший ее:
– Это… твое? Tак ты, значит, тоже? О господи!
Руки его разжались, и Марина безвольно, как тряпичная кукла, рухнула на песок. С трудом приподняв голову, она увидела, как Десмонд вбежал по колени в реку, крича: «Агнесс! Агнесс!»
Рябь прошла по воде, словно там, на глубине, кто-то вздрогнул, пытаясь отозваться. И река вновь стала гладкой, будто шелковый плат.
Постояв еще мгновение, Десмонд повернулся и побрел к берегу. Марина лежала у него на пути, но он просто перешагнул через нее. В его походке было что-то нечеловеческое. Джессика с тревогой глядела ему вслед.
– Я хотела ее спасти! – едва разомкнула онемевшие губы Марина.
– Я не верю тебе! – выдохнула Джессика с ненавистью. – Ты нарочно отослала меня, чтобы присоединиться к ним и без помех расправиться с Агнесс!
Она поскакала вперед, догнала Десмонда, что-то долго говорила ему, и наконец он взобрался в седло. Два всадника скрылись в лесу, и конь Агнесс, вдруг сорвавшись с места, пустился вслед, словно ему было тошно на берегу.
А Марина еще долго лежала на песке, без мыслей и без чувств, пока начавшийся дождь не заставил ее подняться. Она вяло удивилась, что ее конь покорно ждал, пока она неуклюже взгромоздится в дамское седло и соберет поводья, выпавшие из рук. Покачиваясь в седле, поехала через лес. Сгущались сумерки, тропы не было видно. Казалось, все горести и бедствия мира, кои вились вокруг Марины с той вьюжной рождественской ночи, сейчас обрушиваются ей на плечи.
Имя брауни
Луна выглянула – и скрылась среди клочьев туч. Снова показалась, на миг заставив тусклым блеском вспыхнуть черепицу на крыше замка, и вновь скрылась за черным облаком. Как бы дождь не пошел…
Ночи становились все влажнее и теплее. Марина чувствовала это особенно остро, потому что дни проходили как бы мимо нее. Она почти не выходила из своей комнаты, и Глэдис, приносившая ей еду, даже перестала выманивать ее рассказами о жарком солнышке и щебете птичек, а только с молчаливым страхом поглядывала на мрачное, исхудавшее лицо «русской кузины» и торопилась убраться поскорее из комнаты, ставшей местом добровольного заточения. Никто, впрочем, не догадывался, что по ночам Марина все-таки выскальзывает из замка и бродит по лужайкам и тропинкам, кружит, словно мотылек, которого манит негаснущий свет в окне Десмонда… Иногда окно оказывалось темным, что означало – лорд Маккол покинул родовое гнездо. Марина только от Глэдис узнавала о том, что творилось в замке и деревне. Именно горничная поведала ей, что несколько арендаторов-фермеров, оказавшихся охотниками за ведьмами, были выселены с земель Макколов, что Сименс изгнан… хотя и никуда не ушел. Его хватил удар, и сэру Десмонду пришлось оставить обезножевшего старика в замке, поручив его попечению мистера Джаспера, который оправился от болезни. Разумеется, не сам Джаспер ходил за больным – на то была прислуга, и именно благодаря ей стало известно, что Сименс совершенно обелил леди Марион. Впрочем, отношение Глэдис к Марине не изменялось к худшему и до его признания: Агнесс яростно не любили в замке, и хоть смерть ее была ужасна, девушка сочла, что она заслужила свою участь. Марина не знала, дошли ли слова Сименса до лорда Маккола – Десмонда она так и не видела. Судя по всему, он спокойно воспринял ее затворничество. Как, впрочем, и Джессика.
Потеря только что обретенной дружбы огорчала Марину до слез. Недоверие Джессики было оскорбительно! Ведь видела потрясение Марины, пыталась помешать ей спуститься на берег, а потом вдруг, ни с того ни с сего… Конечно, Джессика в тот момент прямо-таки обезумела от ужаса, ее отчасти можно понять… Но все-таки Марина чувствовала себя преданной и бесконечно одинокой. Худо-бедно, а 31 июля медленно, но верно приближалось, и все чаще Марине приходила мысль, что у нее есть возможность расчудеснейшим образом отплатить Десмонду за все, что ей пришлось перенести по его вине.
Нет, она больше не мечтала о том роковом выстреле. Вот ведь желала Агнесс зла, а потом жизнь готова была положить, лишь бы спасти соперницу. Но кто-то же подсунул в шкаф Марины куклу с иголкой в сердце! И почему-то именно след Агнесс отпечатался на рассыпанном маке! Дыма без огня не бывает… Но если Десмонд у нее на глазах пустит себе пулю в лоб, не будет ли это повторением действа на берегу реки? А вот ежели он с нею повенчается, подтвердив публично то, что было совершено тайком, кто тогда в Маккол-кастл посмеет посмотреть сверху вниз на «русскую кузину»! И Джессике придется очень постараться, чтобы заслужить прощение миледи Марион…
– Алан! Алан!
Марина, вышедшая на прогулку, услышала крик и вздрогнула так, что с трудом удержалась на ногах. Наверное, какая-нибудь служаночка зовет своего дружка. Пришла на свидание, а его нет на месте. Но почему она кричит с таким отчаянием? Может, застала милого с другой?
Марина печально хохотнула, да так и замерла с открытым ртом, увидев черный клубочек, прокатившийся по лужайке от кустов к замку.
Неужели Макбет, которого Марина уже много дней не видела, словно и кот тоже заразился всеобщим отчужденным отношением к ней? Глупости, кот белый, да и существо это гораздо больше. Вот оно распрямилось и замахало руками, слишком длинными для его коротенького тела…
– Брауни! – так и ахнула Марина.
– Алан! – послышался новый испуганный зов, и Марина удивилась еще более: разве порождение нечистого духа, брауни, может носить человеческое имя? А ему оно, несомненно, знакомо: брауни остановился, неуклюже затоптался на своих коротеньких ножках и начал медленно поворачиваться на зов. Тогда Марина неожиданно для самой себя окликнула:
– Алан! Иди ко мне!
И брауни замешкался, не зная, на чей зов спешить. Но поскольку новых окликов не последовало, со всех своих коротеньких ножек заспешил в сторону ближнего голоса – к Марине.