Любовные чары
Шрифт:
– Кто убит? – спросила Марина, с трудом заставляя губы повиноваться.
– А вы будто не знаете, – устало бросила Джессика. – Делаете вид, что не догадываетесь? И что вы тут ни при чем, да?
– Я не желала ей зла, – горячо сказала Марина. – Да, Глэдис обманула меня, но ведь она действовала не по своей воле…
Джессика вскинула голову.
– Глэдис? – переспросила она хрипло. – А кто говорит о Глэдис?
У Марины замерло сердце.
– Джессика, кто погиб? – быстро спросила она, глядя с тоской и ужасом, потому что уже знала ответ до того, как он прозвучал.
– Урсула.
Марина зажала рот руками, в ужасе, немо глядя на Джессику.
– Урсула…
– Да, она убита. И сколько же страху натерпелась перед смертью! Так мчаться по парку, как она, может только человек, гонимый самым лютым, нерассуждающим ужасом. Будто увидела призрак… своей смерти.
– Призрак? – слабо прошелестела Марина эхом.
– Ну да, – кивнула Джессика. – Видите ли, хоть Урсула и вела себя так, словно только и мечтала повидаться с леди Элинор, с человеком на деревянной ноге или бедным поэтом, она в самом деле была до чрезвычайности пуглива. Чуть ли не в обморок падала от любого внезапного звука за спиной, никогда не гасила свечей на ночь, а если и выходила по ночам из своей спальни, то лишь когда безумие совершенно овладевало ею. После таких путешествий она долго билась в припадках, изгоняя из себя ночные страхи.
– Вы хотите сказать, – с трудом собирая мысли, забормотала Марина, – что Урсуле привиделся призрак и она бежала от несуществующего преследователя?
Джессика выпрямилась и глянула на нее вприщур. Будто лезвием полоснула!
– От несуществующего преследователя? О нет, я вовсе не это хочу сказать. Призрак не задушил бы несчастную даму ее собственной фатой! Я хочу сказать, что преследователь изображал привидение, зная, что это может лишить Урсулу остатков разума и сил. А потом, когда это произошло, он без помех, хладнокровно задушил ее, на всякий случай сбросив еще и с башни. И знаете что, Марион… Я уверена: убийца изображал не человека на деревянной ноге и не поэта, убившего брата. Думаю, он принял облик леди Элинор, ибо именно ее больше всех почитала и боялась безумная Урсула. А потом, сделав свое страшное дело, убийца вернулся к себе и снял ужасный наряд – какой-нибудь белый балахон, испятнанный кровью, и кровавые тряпки, которыми обвязывал запястья, чтобы уподобиться леди Элинор. И еще. Мне кажется, что убийца – женщина, совершенно убежденная в том, что никому и в голову не взбредет ее заподозрить. Она была уверена в своей безнаказанности, а может быть, убийство опьянило ее. Говорят, такое случается! Словом, она не позаботилась получше спрятать свой страшный карнавальный костюм, а бросила его в первый попавшийся угол… Где он и валяется до сих пор! – воскликнула Джессика, наклоняясь и доставая из-за шкафа комок белого, испятнанного кровью тряпья. – Или вы скажете, что вам это кто-то подбросил в вашу запертую изнутри комнату?
Марина ничего не сказала: не могла.
Ноги подкосились, и она резко села на кровать.
Джессика, даже не взглянув на нее, прошла к двери и распахнула ее. Вошел Десмонд. Марина лишь вздохнула – да так и замерла с полуоткрытыми губами. Десмонд тоже не глядел на нее: только на одежду в руках Джессики.
– Так… А ведь я тебе не поверил, – хрипло выдохнул он и поднял измученные глаза на Джессику.
– Это… и в самом деле кажется непостижимым. Надо еще проверить серое платье, – сказала та.
– Да, проверь, – безжизненным голосом проговорил Десмонд. На Марину он не глядел, словно ее и не было в комнате.
Джессика тоже смотрела только прямо перед собой, когда огибала кровать и шла к шкафу. Без спросу она открыла его, без спросу принялась рыться в вещах, и Марина вдруг испуганно обхватила себя за плечи – ей захотелось убедиться, а в самом ли деле она здесь сидит. Может быть, ее и вообще нет в комнате, раз Джессика ведет себя столь бесцеремонно, а Десмонд стоит как неживой и тупо верит напраслине, которую возводит на нее Джессика?
Но именно в то мгновение, когда Марина убедилась в реальности своего существования, Джессика выхватила из шкафа платье и подбежала к свету.
– Вот пятна! – воскликнула она торжествующе. – Я так и знала, что она не позаботится их свести. Она не сомневалась…
– Да, – тем же мертвым голосом молвил Десмонд. – Она не сомневалась ни в себе… ни во мне. А напрасно.
Тут он наконец поднял глаза, но почему-то не смотрел в лицо Марины, а на ее руки, которыми та все еще ощупывала свои плечи.
– Вижу, пальцы вы все-таки отмыли от крови, сударыня. Это, конечно, было проще, чем вывести пятна крови. – Он не глядя выхватил у Джессики серое бархатное платье и сунул его в лицо Марине.
О господи! Да ведь это пятна от краски, которой Марина перемазалась в комнате Джессики. На кровь они, может быть, и похожи, но… Чепуха! Пятна-то каким образом участвуют в паутине ужаса, которой опутана Марина?
– О чем вы говорите, в толк не возьму! – выкрикнула она и сама поразилась тому, как хрипло, неуверенно звучит ее голос. – Какое платье? Какие пятна? О чем вы говорите, когда кто-то убил Урсулу!
– Кто-то? – повторил Десмонд, отшвыривая платье. – А сегодня утром в лесу нашли чуть присыпанное песком тело капитана Вильямса с перерезанным горлом. Агнесс, Вильямс, Урсула… Кто будет следующим, Марион? Может быть, я?
И это были не последние его слова. Он еще успел сказать: «Ваш любовник схвачен и во всем признался!» А потом вышел, так ни разу и не посмотрев на Марину.
Джессика не удержалась и бросила торжествующий, но в то же время и опасливый взгляд: вдруг Марина примется оправдываться и не дай бог сможет разубедить или хотя бы разжалобить Десмонда. Но та не шелохнулась, и Джессика удалилась в окончательном убеждении, что накрепко пригвоздила свою жертву. И чем дольше она будет в таком убеждении пребывать, понимала Марина, тем лучше.
Стало быть, Хьюго схвачен. Джессика и его не пощадила… Он признался. В чем, интересно знать? Уж, конечно, не в том, как ненасытная любовница в восторге скребла его спину ногтями! Небось нагородил целую гору вранья, очернившего Марину.
Урсула… Урсула погибла!
Марина прижала кулаки к глазам. Глаза болели, но слез не было.
Любопытно бы узнать, сама-то Джессика, обвиняя Марину, верила в то, что говорила, или просто нагло, вдохновенно лгала, как она лгала всем и всегда? Жаль, что она нашла дурацкий балахон за шкафом, а не то еще вопрос, какое «роковое» доказательство приберегла бы она для Десмонда. То-то небось возликовала, увидев, что жертва клеветы избавила ее от хлопот по подтверждению обвинения!
Марина покачала головой. Нет, не так. Она опять недооценивает Джессику. Уж если она или Хьюго, а может быть, оба вместе следили вчера за Урсулой, то прекрасно знали: войдя в спальню Марины в белых тряпках, в образе леди Элинор, Урсула вышла оттуда одетая как обычно. Да, Джессика играла наверняка. Она знала, что искать.
Ну разумеется! Ни Урсуле, ни Марине мысль о слежке и в голову не могла прийти. Расставаясь нынче перед рассветом, все наконец выяснив, обо всем договорившись, они чувствовали себя победительницами, не сомневаясь, что теперь-то уж с «проклятием Макколов», как говорила Урсула, будет покончено. И где они теперь, победительницы? Одна мертва, другая заточена. Что-то еще сказал Десмонд… Ах да: ее будут охранять. Нет, не жизнь ее – будут охранять преступницу, пока коронер, пристав или кто там еще не арестуют ее как убийцу. Надо думать, их еще нет в замке, не то Марину сдали бы им с рук на руки. Значит, еще есть время… хотя бы хорошенько подумать.