Любовные и другие приключения Джиакомо Казановы, кавалера де Сенгальта, венецианца, описанные им самим - Том 1
Шрифт:
Вместо того чтобы спуститься вниз, я прошёл в соседнюю комнату, и почти тотчас же в ней появилась моя возлюбленная с канделябром в руках.
— Уж не во сне ли это! — удивлённо воскликнула она. — Тётушка велела мне не оставлять вас одного и говорить только шёпотом, потому что приятель ваш не должен знать о вашем присутствии. Можно узнать, что означают все сии странности?
— Значит, вы грешите любопытством?
— Признаюсь, вся эта таинственность заинтриговала меня.
Когда мы устроились у огня, я принялся рассказывать приключение во всех подробностях, и она слушала с тем вниманием, которое свойственно молодым девицам в подобных делах. Я почёл уместным слегка завуалировать само существо истории, но она не совсем ясно поняла, в каком именно преступлении повинен Тиретта. Мне же не показалось неприятным разъяснить ей всё в совершенно недвусмысленных выражениях, и для большей наглядности я прибег к языку жестов, заставив её и смеяться, и краснеть в одно и то же время.
Наша приятная беседа продолжалась почти час, а Тиретта все ещё не выходил от дамы, и я более и более укреплялся в уверенности, что дело принимает серьёзный оборот.
— Вам не любопытно узнать, чем заняты так долго ваша тётушка и господин Шесть-Раз? Давайте мне покрывало, и я лягу на этом канапе. Но сначала покажите мне вашу постель.
Она впустила меня в свою маленькую комнатку, и я тут же заметил:
— Эта кровать слишком мала для вас, моё сердце.
— Совсем нет, мне на ней очень удобно, — ответила она и вытянулась на постели во весь рост.
— Какая у меня будет очаровательная жена! Не шевелитесь, я ещё не насмотрелся на вас.
При этом рука моя достигла корсета — настоящей тюрьмы, скрывавшей два стесненных полушария. Рука движется, расшнуровывает... разве вожделение способно остановиться?
— Друг мой! Я не могу защитить себя, но ведь потом вы разлюбите меня.
— Никогда, до самой смерти!
И вот уже несравненной красоты грудь стала добычей моих пылких ласк. Мой огонь передался и ей. Забывшись, она открыла объятия, заставив меня поклясться уважать её. Да разве не пообещаешь чего угодно? Разве есть время думать в эти горячечные мгновения? Присущая слабому полу стыдливость, страх перед последствиями, возможно даже некий инстинкт, говорящий им о естественном для мужчины непостоянстве, заставляют женщин требовать этих обещаний. Но разве может любящая женщина в эти минуты, когда страсть совершенно подавляет рассудок, всё время помнить о том, что нужно требовать от возлюбленного почтительного к себе отношения?
Целый час прошёл в любовных утехах, открывших все её прелести для страстных губ и нескромных пальцев.
Огонь в камине потух, сделалось холодно, а мне предстояло провести ночь на канапе.
— Мой ангел, мне лучше быть подальше от тебя. Ведь если ты будешь сдерживать меня, я умру от любви.
— Ложись на моё место, друг мой, а я зажгу огонь.
Она встала, восхитительно обнажённая, и приняла позу, лучше всего обрисовывавшую её формы. Я тоже поднялся и сжал её в объятиях. Она отвечала на мои ласки, и мы утопали в сладострастии до самого рассвета.
Так прошло четыре или пять восхитительных часов. Потом она покинула меня, зажгла огонь и легла у себя в комнате. Я остался на канапе и до полудня спал глубоким сном. Меня разбудила сама мадам***, появившаяся в галантном дезабилье.
— Вы всё ещё спите, господин Казанова?
— О, мадам, это вы? А где же мой приятель?
— Он стал теперь и моим. Я простила его.
— Каким же образом удалось ему заслужить столь великодушное прощение?
— Он положительно доказал мне, что совершил ошибку.
— Я просто в восторге. Где же он?
— Уже уехал. Не вздумайте говорить ему, что ночевали здесь, а то ему взбредёт в голову, будто вы провели время с моей племянницей. Я бесконечно вам обязана и рассчитываю на вашу снисходительность и молчание.
— Можете совершенно полагаться на меня и примите благодарность за прощение моего друга.
— А как же иначе? Если бы вы знали, как этот юноша любит меня! Я взяла его к себе на год с полным пансионом.
— Прекрасно. Я полагаю, вы уже договорились о стоимости пансиона?
— Это уладится к общему удовольствию. Сегодня мы уезжаем в Ла Виллет, где у меня небольшой домик. Вы понимаете, не следует давать злым языкам лишние поводы. Там для моего друга всё будет устроено наиприятнейшим образом. А вам, сударь, всегда готова лучшая комната и удобная постель. Меня беспокоит только одно — вы будете скучать, ведь моя бедная племянница так нелюбезна!
Я откланялся и поспешил домой, поскольку с женским любопытством жаждал узнать, каким образом уладилось всё дело.
— Ну, — сразу же обратился я к Тиретте, — теперь ты устроен? Рассказывай скорее.
— Мой милый, я продал себя на целый год. За двадцать пять луидоров в месяц и полный пансион.
— Поздравляю тебя.
— Не стоит труда!
— Розы не бывают без шипов. Она сказала мне, что ты обладаешь сверхчеловеческим даром.
— Я постарался доказать это и усердно трудился всю ночь. Впрочем, уверен, ты провёл её много лучше.
XV
Я СТАНОВЛЮСЬ ШПИОНОМ
1757 год
Фортуна всё ещё благоприятствовала мне, передо мною открывалось новое поприще. Я имел необходимые средства направлять слепую богиню в свою пользу. Недоставало мне одного существенного качества — постоянства. Легкомыслие и неумеренная склонность к наслаждениям совершенно уничтожали те способности, которыми одарила меня природа. Г-н де Берни принимал меня по всегдашнему своему обыкновению — скорее в качестве друга, нежели как министр. Как-то раз он спросил меня, не чувствую ли я склонности к тайным миссиям.
— Но достанет ли у меня на то способностей?
— Я нисколько в этом не сомневаюсь.
— Мои склонности заключаются во всём, что без нарушения правил чести позволяет заработать деньги. А касательно способностей я во всём полагаюсь на суждение Вашего Превосходительства.
Эти слова вызвали у него улыбку, на что, по правде сказать, я и рассчитывал.
После нескольких фраз, относящихся к незабытым ещё общим нашим воспоминаниям, господин министр отправил меня от своего имени к аббату де ля биллю.