Любовные игры по Интернету
Шрифт:
– Да отстань ты! – гаркнул Мишаня. – Нету у меня никаких галлюцинаций! Не-ту!
– А у меня, похоже, есть! – слабым голосом сказал Саша.
Мишаня вынул лицо из полотенца, поднял голову и посмотрел на товарища. Саша хворым степным сусликом стоял у окна, неотрывно глядя на пустую улицу.
– А что ты видел? – с невольным интересом спросил Мишаня. – Тоже серебряную лестницу в рай?
– Хуже! – пробормотал Саша, дрожащей рукой вытирая проступивший на лбу пот. – Я видел, как через ограду кладбища перепрыгнула голая женщина! Белая-белая! А волосы рыжие-рыжие!
– Бред! – невольно вздрогнув, сказал на это Мишаня. – Что же это, покойница прогуляться вышла, что ли? Не, я лично не верю в бродячие привидения и стенающих призраков!
– У-у-у-у! – пронесся в ночи душераздирающий скорбный вой.
Ушибленный на голову Максим Сергеевич с короткой лестницей наперевес в поисках места, где ограда была бы пониже, пробежал мимо собачьего загона. Мюллер, униженный и оскорбленный безобразием, творящимся на подведомственной ему территории, проводил Жутикова бессильным воем и спрятал голову в лапах.
– Гос-с-споди! – со свистом выдохнул Саша, хватаясь за сердце.
– Это еще что такое? – шепотом удивилась Ирка.
По двору колобком прокатилась большая темная тень, похожая на громадный кегельный шар, оснащенный решетчатыми крыльями самолета-кукурузника.
– Понятия не имею! – призналась я.
В окне кухни загорелся свет. Завыла собака.
– Так мы будем подслушивать или не будем? – заметив засветившееся окно, спросила Ирка. – Смотри, как удобно расположено это окошко, прямо под ним выступ цокольного этажа!
– Пошли! – решилась я.
Мы слезли с шелковицы и быстро перебрались через забор в некотором отдалении от собачьего загона. Пес Мюллер выглядел деморализованным, но нам все-таки не хотелось рисковать и подставлять свои мягкие части твердым собачьим зубам. Меньше чем через минуту мы с Иркой уже сидели на выступе цоколя, как две скульптурные химеры, прикрыв глаза и чутко прислушиваясь к звукам, доносящимся с кухни.
Старинное кладбище больше походило на запущенный парк, но глухой ночной порой Ларочке некомфортно было бы даже в благоустроенном детском скверике. Изображать из себя засадный полк, прячась среди могилок, ей быстро прискучило, однако сигнала к наступлению все не было и не было. Когда же наконец условный кошачий мяв раздался, Ларочка так обрадовалась, что приступила к стриптизу раньше времени. Она сбросила с себя военно-полевой комбинезон из числа тех, которые фирма «Наше семя» позиционировала на рынке как отличную форму для садово-огородных работ, распустила по плечам рыжие волосы и выпрыгнула с погоста в лучшем виде – в итальянском белье телесного цвета и кроссовках.
Лены и Иры под забором не было, но из глубины двора неслись истошные кошачьи вопли. Ларочка взбежала на пригорок, где ограда была пониже, и ловко запрыгнула на стену.
Одновременно с ней со стороны двора в том же самом месте на стену выбрался Максим Сергеевич Жутиков. Встречи с красивой раздетой девицей он в этот момент ожидал меньше всего, а потому не продемонстрировал обходительности и хороших манер, наоборот, испуганно выругался, а потом еще глупо ляпнул:
– Вы откуда, девушка?
– С кладбища! – честно ответила Ларочка, отклеив со вспотевшей щеки прилипшую травинку.
Нервный Жутиков отшатнулся и сверзился со стены на улицу.
– А вы кто? – вдогонку ему полюбопытствовала Ларочка.
– Никто, не беспокойтесь! – простонал Максим Сергеевич, на четвереньках улепетывая в сторону своего участка.
С измазанными руками, ободранными коленями, разбитой головой и бледными трясущимися щеками вернулся он к себе домой. Супруга Вера, осипшая от неистового звукомаскировочного мява, встретила Максима Сергеевича во дворе, всплеснула руками и прохрипела:
– Кхотик-х! Кхак-х ты?
– Продавать, продавать за любые деньги! – убежденно проговорил Жутиков, хватаясь за голову. – Переезжать куда угодно, лишь бы подальше отсюда!
– Но почему? – осмелилась спросить Вера.
– А почему бегут все остальные? Больные грызуны драпают, старик сосед дом продает! – Максим Сергеевич со свистом втянул воздух и жалобно объявил: – Не поверишь, Верка! Покойники с погоста и те побежали! Видать, тоже не ждут от грядущей реконструкции ничего хорошего! Все, решено, уезжаем к чертовой матери, в тихий, мирный спальный район!
Ларочка приятно удивилась, увидев, что со стороны двора к ограде приставлена прекрасная металлическая лесенка, и, не задумываясь, ею воспользовалась. Оказавшись во дворе, она огляделась и прислушалась. Кошачий ор прекратился, куда бежать, непонятно. Похоже, исполнение планового стриптиза откладывается. Ларочка присела на бордюр большой круглой клумбы, стыдливо прикрылась ветвями цветущего куста декоративной калины сорта «Бульденеж» и притихла, ожидая развития событий.
– Мы заболели! – страдал у открытого окна кухни Саша. – Мишаня, у нас с тобой мышингит! Давай выпьем!
Двойное бульканье завершилось звоном стекла. Мужики снимали стресс и лечились проверенным народным средством – «сорокаградусной» перорально – и в два приема почти приговорили поллитровку.
– Да какой, на фиг, мышингит?! – поставив пустую стопку, возразил товарищу Мишаня. – Который раз приезжаем, я тут никогда ни одной мыши не видел и не слышал!
– Пи-пи-пи! – пропищала не в меру активная Ирка, прежде чем я успела закрыть ей рот ладонью.
– Слышал? Вот тебе и мышь! – ахнул Саша.
Мишаня фыркнул и высунулся в окно.
– Прячься! – шепнула я Ирке, и мы дружно распластались по стене.
– Эй, мышка! Где ты? Выйди, покажись! – прокричал во двор недоверчивый Мишаня.
Принятое «на грудь» алкогольное лекарство уже сказалось на его дикции, так что слово «мышка» прозвучало невнятно и кое-кому послышалось «малышка».
– Ля-ля-ля-ля! – игриво замурлыкала самозваная малышка Ларочка, вылезая из бульденежа.
Она гордо выпятила бюст, завела руки за спину и принялась соблазнительно вращать бедрами, изящно перебирая ногами в пятне света, падающего из окна. Мишаня, вытаращив глаза, смотрел на нее с полминуты, потом шумно сглотнул, обернулся к Саше и спросил: