Любовные истории
Шрифт:
Как только траур кончился, Каэтана стала приставать к нему с просьбой наконец-то написать ее махой. Как и предчувствовал художник, для этого она пустила в ход все средства обольщения: была ласковой и услужливой, гордой и неприступной, плакала, грозилась, что бросит его. Гойя стоял на своем. Никакая она не девушка из народа, не прачка и не цветочница, никогда не работала, не плясала на площади, чтобы заработать на кусок хлеба, не знает, что такое голод и холод. Уж если и есть среди аристократок настоящая маха, то это сеньора Лусия Бермудес: она родилась в одном из бедных кварталов Мадрида, с детства была вынуждена работать, чтобы помочь родителям прокормить маленьких братишек и сестренок.
Она повстречалась со своим будущим мужем, сеньором Мигелом Бермудесом, когда продавала цветы на площади. Девушка предложила богатому и знатному аристократу купить у нее букетик цветов для своей
Вот она – настоящая маха, всегда весела и прекрасна, ее ничем не испугаешь, и она не боится сказать мужчине то, что думает. А Каэтана такой никогда не станет, и незачем ей облачаться в народный костюм.
И Гойя, и Альба были на редкость упорны и не желали уступать друг другу. Наконец каждый выполнил свою угрозу: Франсиско наотрез отказался писать ее неаристократкой, а Каэтана бросила его, увлекшись каким-то военным. Некоторое время они не виделись.
Гойя был разозлен: он не жалел о том, что не пошел на поводу у женщины, но и не мог смириться с тем, что Каэтана теперь принадлежит не ему, а более молодому и удачливому сопернику. Он как бы помешался от злобы и бессилия. Именно в этот период Гойя и создал самые страшные листы своей знаменитой графической серии «Капричос». Они представляют собой офорты с названиями и комментариями. Ничего подобного до Гойи еще не было. Художник начал работать над этой серией вскоре после выздоровления и после того, как наступила глухота, в самом начале своего романа с Каэтаной. На первых листах он просто показывал подмеченные им жизненные ситуации. Представление о них наиболее точно дают комментарии Гойи. Так, на четвертом листе под названием «Маменькин сынок» художник изобразил бестолкового юношу, а под офортом подписал: «Небрежное воспитание, потворство и баловство делают детей капризными, упрямыми, заносчивыми, жадными, ленивыми и несносными. Вырастая, они остаются недорослями. Таков и этот маменькин сынок».
На другом листе под названием «Никто никого не знает» он изобразил светское общество на балу. Комментарий к этому офорту гласит: «Свет – тот же маскарад. Лицо, одежда и голос – все в нем притворство. Все хотят казаться не тем, что они есть на самом деле. Все обманывают друг друга, и никого не узнаешь».
Потом глухота прошла, роман с Каэтаной был в самом разгаре, и Гойе некогда было работать над офортами. Только в Санлукаре, мучимый ревностью, художник вернулся к начатой работе.
Перелом наступил вскоре после того, как Гойя и Альба расстались. По его собственному признанию, которое он сделал в письме к одному из своих друзей, именно тогда его начали одолевать демоны. И для того, чтобы справиться с ними, он стал изображать их на своих офортах. Теперь с них смотрела не отвергнувшая его гордая красавица, а ведьмы, черти и чудовища. Так, на листе 68 под названием «Вот так наставница!» художник показал двух обнаженных старых ведьм с развевающимися космами верхом на метле. Под листом надпись: «Для ведьмы метла – одно из важнейших орудий: помимо того, что ведьмы – славные метельщицы, они, как известно, иногда превращают метлу в верхового мула, и тогда сам черт их не догонит».
Иногда художник, опасаясь инквизиции, старался комментарием сгладить впечатление от офорта. Так, на листе 80 «Уже пора» он изобразил страшных, толстых и кривоногих демонов. В комментарии он пояснил: «На рассвете разбегаются в разные стороны ведьмы, домовые, привидения и призраки. Хорошо, что это племя показывается только ночью и в темноте. До сих пор никто не сумел узнать, где они прячутся днем. Тот, кому удалось бы захватить логово домовых, поместить его в клетку и показывать в десять часов утра на Пуэрта дель Соль, не нуждался бы ни в каком наследстве. И даже несмотря на довольно невинные комментарии, офорты Гойи производили на зрителей странное впечатление. Многие, посмотрев офорты, восклицали: „Странные сны вам снятся, господин художник!“.
Не обращая внимания на реплики друзей и не боясь инквизиции, Гойя отважился опубликовать «Капричос». Все экземпляры были распроданы, однако у художника действительно возникли некоторые проблемы с церковниками. Правда, на первый раз он отделался предупреждением: его пригласили присутствовать на показательном суде еретика, которого обвиняли в гонениях на церковь. Гойя был в числе почетных приглашенных и не имел права отказаться.
Вид несчастного осужденного подействовал на него лучше всяких докторов: не желая разделить его участь, он забыл о своих демонах, Каэтане и вернулся к работе. Тем более что ему предложили должность первого придворного живописца короля. Наконец-то его юношеские честолюбивые мечты осуществились: отныне он являлся главным художником Испании. Теперь ему оставалось только доказать, что и в мастерстве он превосходит всех своих предшественников, из которых главным соперником он считал Веласкеса. Ему хотелось создать такое произведение, чтобы все признали его самым гениальным из когда-либо существовавших испанских художников.
Такая возможность скоро представилась. Гойя получил заказ на создание портрета королевской семьи. В 1800 году он окончил работу над грандиозным полотном «Портрет короля Карла IV». Художнику действительно удалось превзойти Веласкеса. Никто не сомневался в его мастерстве, он достиг вершины славы и купался в ее лучах. Именно в этот период произошло неожиданное для всех примирение Гойи и герцогини Альба.
Художник не переставал любить ее, хоть и старался ничем не выдать своей страсти, когда им приходилось встречаться в свете. Каэтана уже начала жалеть, что так неосмотрительно порвала с ним. Военный давно наскучил ей, и она тосковала по Франсиско, но также никому не признавалась в этом.
Какие бы мотивы ни владели обоими любовниками, они все же помирились, так как действительно любили друг друга. Гойя наконец согласился пойти навстречу своей любимой и написать еще один ее портрет. Каэтана торжествовала: она добилась своего! Гойя напишет ее махой! Она докажет всем, что она истинная девушка из народа! Однако Каэтана не знала, что в своем упорстве идет навстречу гибели.
Согласно легенде, однажды ей приснился сон, в котором служанка ее бабушки, прославившаяся в столице как ведьма, предсказала молодой девушке, что та умрет вскоре после того, как художник напишет ее в платье махи. Не подверженная суевериям, герцогиня захотела убедиться, что сон не сбудется. Художник, хоть и не был суеверным, все же подумал, что это предсказание – еще один повод не писать Каэтану в облике махи. Но на что не пойдешь ради любви. Боясь, что герцогиня снова его покинет, он согласился.
Результатом этих длительных споров стал потрясающий и загадочный шедевр Гойи, включающий две картины. Первая называлась «Маха одетая», вторая – «Маха обнаженная». И по прошествии двух столетий это произведение продолжает вызывать споры критиков и искусствоведов, которые никак не могут решить, кто изображен на этих полотнах: Каэтана или нет.
Разумеется, при жизни Каэтаны и Гойи никто не увидел «Маху обнаженную». Если бы инквизиции стало известно о том, что художник осмелился написать обнаженную женщину, его неминуемо ждал костер. Все его картины также были бы сожжены. Поэтому картина была тщательно спрятана. Первое полотно, на котором Альба представала одетой, было повешено в замке герцогини, и его мог видеть каждый. Но даже и оно сильно поражало современников. Самым удивительным в картине было лицо изображенной женщины: казалось, что это герцогиня, но в то же время и не она, хотя определенное сходство с моделью имелось.
Вскоре после окончания работы над картинами отношения между художником и его музой снова ухудшились. Гойя донимал ее своей ревностью, Каэтана в свою очередь упрекала его в том, что, несмотря на любовь к ней, он так и не нашел в себе силы расстаться со своей женой Хосефой, и та продолжала рожать ему детей.
Всю свою злобу на молодую возлюбленную Гойя теперь вымещал на бумаге. Он до бесконечности рисовал ее, она смотрела на него с каждого листа. При этом художник безжалостно высмеивал все недостатки своей любимой женщины и, не останавливаясь, рисовал на нее карикатуры. Однако он не заходил так далеко, чтобы показать эти рисунки самой Каэтане, и довольствовался тем, что перелистывал их в одиночестве. Однако во время одной из особенно жестоких ссор, когда Каэтана сильно оскорбила его, он бросил эти рисунки ей в лицо. Герцогиня Альба молча начала рассматривать наброски и сильно побледнела. Она хотела заговорить, но первый раз в жизни не смогла вымолвить ни слова. Вдруг силы изменили ей, и волевая женщина первый раз в жизни потеряла сознание. Не зная, что делать, как привести ее в чувство, Гойя не придумал ничего лучшего, как послать за личным врачом Каэтаны. Только благодаря этому случайно выяснилась тайна, которую Каэтана скрывала: она была беременна.