Любовные похождения князя
Шрифт:
– Он у себя! – почти в полный голос пробормотала она. – У него горит лампа…
Фирмена снова постучала, затем решительно, почти нервозно – без малейшей задней мысли, без тени подозрения, без следа тревоги – прильнула к разошедшейся панели, надеясь разглядеть, какой такой катаклизм помешал любовнику ей открыть.
Быть может, он, облокотившись на подоконник, вдыхал свежие струи воздуха и просто ее не слышал?..
В любом случае девушка была несколько разочарована. Обычно Морис подстерегал ее на верхней площадке.
Едва взглянув в щель, Фирмена стала бледнее смерти; она попятилась назад, цепляясь руками за воздух.
Ее глаза вылезли из орбит, а с губ сорвался пронзительный, истошный, чудовищный, почти животный крик…
И тяжелой грудой она рухнула на пол…
Душераздирающий вопль, глухой стук тела переполошили соседей. Раздались робкие шорохи, жильцы переговаривались через стенки, спрашивали, что произошло… Не добившись вразумительного ответа, некоторые, наиболее отважные, решились отомкнуть дверь…
Тут они и заметили девушку, недвижимо, как мертвую, лежащую поперек коридора.
Несколько секунд спустя весь этаж пребывал в смятении, потрясении!
Все сновали туда-сюда, женщины испускали вопли, мужчины изрыгали проклятия. К несчастной подходили, приподнимали, терли ей руки, вновь опускали на пол, суетились… В итоге не делали ничего!..
– Этой даме, наверное, плохо, – подал идею наконец малый по имени господин Масп, служащий «Виль де Пари», который, казалось, наименее поддался общей панике. – Надо оказать ей помощь! Папаша Каррек, сгоняйте-ка за врачом!
Последние слова относились к старому понтонеру, командиру без команды, в ушах которого красовались сережки; это был бретонец-матрос, когда-то служивший на причале, в компании речных трамваев.
Бретонец упрямо не двинулся с места. Очевидно, ему было жалко бедные, старые, разбитые ревматизмом ноги, к тому же, у него имелось собственное лекарство.
– Это причуды, – менторским тоном заявил он, – надо дать ей хороший стакан водки!
Однако две женщины, мать и дочь Боарю, телефонистки в конторе на площади Шопена, сжалились над судьбой несчастной, лежавшей недвижно на полу в коридоре.
Они вызвались взять ее к себе. С помощью господина Маспа чудо-женщины перенесли Фирмену в свое скромное жилище, устроили ее на кушетке, смочили виски уксусом, дали нюхательной соли. Мадам Боарю быстрым, уверенным движением ослабила несчастной корсет; мало-помалу девушка приходила в себя…
В этот момент лестницу огласила лихая песня, по ступенькам затопали тяжелые шаги.
Это возвращался Бузотер!
Не найдя, чем заняться, бродяга решил вернуться домой, но спать ему не хотелось; по необычной суете на восьмом заподозрив что-то неладное, он направился узнать, что произошло. Первым Бузотеру попался папаша Каррек, с которым он и завел бестолковый разговор, но тут вмешался господин Масп: потерпев фиаско со стариком-бретонцем, он стал упрашивать бродягу сбегать в аптеку.
Бузотер не отказывался, но почуяв что-то необычное, возможно, драму, он, чрезмерно любопытный от природы, отважился прежде заглянуть в комнату мадам Боарю…
Тем временем возвращавшаяся к жизни Фирмена села на кушетке. С вытаращенными глазами, безумным лицом, судорожно вцепившимися в обивку руками, содрогающимся в ознобе телом, девушка походила на привидение; Бузотер заметил ее.
– Ну и дела! – воскликнул он. – Да это подружка господина Мориса! Что с ней стряслось?
Это замечание не ускользнуло от наблюдательного господина Маспа; проявив незаурядную смекалку, он пошел стучать в занимаемую рабочим комнату.
Он не только не получил ответа, но был отброшен, отшвырнут, откинут назад!..
Фирмена, уже очухавшаяся, подскочила как ужаленная; без слова благодарности, даже не взглянув в сторону чудо-женщин, она выскочила из жилища мадам Боарю и, отпихивая локтями подвернувшихся под руку, устремилась к комнате любовника!
Она обдирала пальцы о замок, который тщетно пыталась сорвать; ее корчившееся лицо прильнуло к образовавшейся в панели трещине…
Ее потрясенному взору вновь открылось чудовищное зрелище, уже виденное несколько минут назад…
Посреди комнаты, на паркете распростерлось тело ее любовника.
Несчастный лежал навзничь, раскинув руки, но ужас, тело было без головы!
На уровне плеч шея была обрублена; по паркету тянулся широкий кровавый след…
Не в силах оторваться от жуткого зрелища, она продолжала смотреть – внезапно из ее сжавшегося от ужаса горла вырвалось глухое рыдание…
Ее ошеломленный взор привлекла, приковала жуткая, доселе не замеченная подробность…
На низком стуле, приблизительно в двадцати пяти сантиметрах от искалеченного тела стояла, залитая кровью, голова Мориса!
Голова стояла совершенно прямо, лицом к двери, глазами к трещине, через которую открывалось чудовищное зрелище!
Этого несчастная девушка вынести не могла!
Сжав зубы, с пеной у рта Фирмена упала навзничь, несмотря на попытки ее поддержать стоявших рядом и еще не ведавших о причине ее ужаса; она вновь лишилась чувств, настигнутая сильнейшим нервным при падком…
Фирмену оттащили в сторону, и к щели припал Бузотер.
Мгновенный взгляд – и он в страхе отшатнулся! Его примеру последовал старик-бретонец – крестясь на ходу, он бросился прочь… Когда настал черед господину Маспу, он, вскрикнув от испуга, без лишних слов оттеснил от двери мать и дочь Боарю, казалось, желавших взглянуть на немыслимое, пугающее зрелище…
– На помощь! На помощь! – вопил старик-бретонец.
Бузотер в смятении метался по коридору:
– Полиция!.. Полиция!..
На лестничной клетке Бузотер налетел на мадам Гурон, которая, не на шутку встревоженная доносившимся с восьмого шумом, хмуро и вяло брела наверх – угомонить несносных жильцов.
За ее спиной переминалось несколько соседей с нижних этажей.
При виде явившихся ей встревоженных физиономий, мадам Гурон почуяла что-то неладное. Она собралась было задать вопрос, но тут вновь послышались крики: к лестнице бежала – насколько ей позволяли подгибающиеся ноги – мадам Боарю, бледная как полотно, сотрясаемая нервной дрожью.