Любовные прикосновения
Шрифт:
– Я говорю о матери, – сухо парировал Павлецки. – Хотя это практически равнозначно.
Он подошел к двери лазарета, остановился и предостерегающе указал на доктора пальцем.
– Десять дней! – повторил он и вышел за дверь. Доктор посмотрел на Кат Де Вари и встретил ее тревожный взгляд. Он подошел к столу.
– Не беспокойтесь об этом, мадам! Сегодня вы уже совершили одно чудо. Кто знает, что принесет нам завтрашний день?
Правда, что может вселить в нее надежду? Он вспомнил другую женщину, которая тоже родила своего ребенка в тюрьме и, зная, какая судьба его ожидает, не вынесла
Но, к удивлению врача, Кат улыбнулась ему, улыбнулась такой восхитительной милой улыбкой, будто впервые выступала в роли одной из тех инженю, которых играла блистательно.
– Не нужно беспокоиться, доктор! – сказала она. – У меня все будет прекрасно, уверяю вас! Мою Ларейну не заберут у меня надолго. Что бы ни случилось, я разыщу ее!
Он размышлял, было ли это проявлением мужества с ее стороны или она начинала сходить с ума. Что это – клятва ясновидящей или обещание, которое невозможно исполнить, заимствованное из какой-нибудь прошлой роли в романтической пьесе?
Как бы там ни было, он согласился с ней и одарил ее улыбкой. Если Кат погрузилась в иллюзии, это только к лучшему. Ведь реальность не может быть такой доброй. Государство собирается отобрать у нее ребенка. А что станет с матерью? Как и многие другие, она либо умрет в этих стенах, либо выйдет отсюда изможденная и, возможно, полубезумная. Если сверкающей красоте Кат Де Вари и суждено вновь засиять, то только в этой девочке, которую она никогда больше не увидит.
ГЛАВА 2
Прага, апрель 1936 года
Катарина не могла дальше идти. День выдался жарким и больше походил на августовский, чем на апрельский. Она изнемогала от усталости, что случалось с ней редко. Девятнадцатилетняя Катарина Декарвичек, была стройной высокой девушкой с неиссякаемой энергией. Она оставалась бодрой даже во время сбора урожая, даже после того, как целыми днями косила сено на полях своего отца. Сейчас она уронила на землю свою ношу – пеньковый мешок, завязанный веревкой, – и уселась на него отдохнуть на краю тротуара.
Ее утомило долгое путешествие, оглушили шумные многолюдные улицы. Огромный город ошеломил своими размерами, несмолкаемым грохотом трамваев, обилием автомобилей, автобусов и фургонов, перевозящих мебель, от которых ей приходилось увертываться, как только она сходила с тротуара. Дважды Катарину чуть было не задавили. Она содрогнулась, представив себя лежащей на мостовой и истекающей кровью, а вокруг нее собралась толпа зевак. Какой монолог произнесет она слабеющим голосом? Ее глаза, темно-синие, словно сумерки после ясного дня в канун лета, затуманились, когда она оплакивала собственную преждевременную гибель. Потом фантазии постепенно рассеялись.
Но когда девушка внимательно осмотрела обширную Вацлавскую площадь – самое оживленное место в Праге, – ею овладело настоящее отчаяние. Как же она тщеславна, глупа и своевольна, надо было прислушаться к мнению добрых людей, которые не советовали ей приезжать сюда. Они предупреждали о том, что гигантский город покажется адом после спокойной, незатейливой жизни в родном селе.
– Если ты не возненавидишь
Тогда Катарина, конечно, только рассмеялась. Тетя Люба боялась всего, особенно радостей жизни. Единственный подходящий для нее муж – шутили в селе – это одно из чучел, что стоят на полях. Ведь такой никогда не прикоснется к ней и будет отпугивать других. Катарина не хотела идти по стопам тетки – проводить день за днем, год за годом, на ферме, где она родилась и где ее предки жили уже сотни лет. О да, там очень мило – колышущиеся поля пшеницы, ручьи, рощи, где лежали в тени стада овец и коз. Но с момента рождения человека и до его смерти не происходило ничего неожиданного. Единственный вопрос, который мог возникнуть – откуда сегодня дует ветер, проносящийся по полям, – с запада или с востока? И Катарина, не задумываясь, приняла решение попытать счастья в Праге. «Я еду!» – заявила она решительно, и отговорить ее было невозможно.
Катарина нащупала под нижней юбкой полотняный мешочек с монетами. К счастью, она не стала проявлять чрезмерной гордости и приняла от отца этот подарок. Он проворчал, что дает деньги на обратную дорогу, если дочь вдруг соскучится по родным. В этот момент девушка была готова бросить свою затею, вернуться на вокзал и купить билет домой. Как самонадеянна была она, полагая, что ей удастся выжить в этом городе с почти миллионным населением?
– Извините меня, барышня…
Катарина огляделась и слегка задрожала от волнения, услышав, что ее назвали барышней. Такое обращение непривычно для деревенских жителей. Над ней стоял молодой человек, хорошо одетый, в сером пиджаке и соломенной шляпе. Он вежливо приподнял шляпу.
– Вы, кажется, заблудились, – проговорил он. – Я мог бы показать вам дорогу…
– О боже, нет! – воскликнула она в панике. – Я просто отдыхаю. Я знаю дорогу.
В ту самую минуту, когда незнакомец снял шляпу, Катарина увидела, что его волосы блестят от помады. Неужели ужасные предсказания тети Любы вот-вот начнут сбываться.
Мужчина испуганно отпрянул от нее, странно посмотрел и поспешил прочь.
Катарина с трудом поднялась с тротуара. Надо уходить отсюда, иначе она станет легкой добычей для человека с дурными намерениями.
И как только она встала, ею снова овладела решимость. Ехать домой? Нет! Неважно, что все кажется таким страшным. В ее душе горит яркий огонь, который помогла разжечь монахиня, учившая ее в церковной школе.
Сестра Амброзина говорила ей:
– Такой талант, как у тебя – это дар Божий. Не использовать его, дитя мое, не выяснить, почему Господь так щедро наградил тебя – почти святотатство!
Катарина подняла тяжелый мешок. Страх исчез. Это всего лишь минутная слабость, подумала она, немного расходились нервы. Так всегда бывает с хорошими актерами перед выходом на сцену. А что еще может она чувствовать перед началом спектакля?