Любовные прикосновения
Шрифт:
Дворецкий, горничные, повар, прачка, садовники – восемнадцать человек всегда помогали держать дом в безупречном порядке. В действительности «Морской прилив» был завещан Аните, а не отцу Джина именно потому, что она могла позволить себе роскошь содержать его. Ее покойный муж, банкир, Лоренс Тэйер Данн, был миллионером. Но теперь, как догадался Джин, дом уже высосал все деньга. Ему не нужно было спрашивать, как это случилось. Ведь он видел, как этот «белый слон» выкачал предыдущее состояние. Миллионы, унаследованные бабушкой Джина, были нажиты производством газовых ламп, фитилей к ним и других принадлежностей,
– Почему бы тебе не избавиться от этого проклятого дома? – спросил Джин.
Анита улыбнулась ему такой же ласковой улыбкой, как тогда, когда он ребенком спрашивал ее, почему небо голубое.
– «Морской прилив» – это часть меня самой, мой дорогой, часть нашей семьи. Бывают времена, когда такая ответственность становится нелегкой, но я никогда не воспринимала ее как бремя!
– Да ведь он разоряет тебя! Почему бы тебе не обратиться за помощью в Общество охраны памятников архитектуры?
– И принять все, что последует за этим? Туристов, которые будут вечно мельтешить перед глазами, а в поисках уединения самой переселиться в какую-нибудь маленькую квартирку в мансарде? Вандербильты, возможно, и пошли бы на это – ведь содержание их «Бурунов» стоит намного дороже. Но у меня ведь нет другого дома!
Джина всегда забавляло, когда Анита в качестве доказательства своей практичности, приводила тот факт, что больше не имела других домов.
– Тан-тан, нет никакого смысла разоряться, упорно цепляясь за это место. Сколько ты еще сможешь продержаться здесь?
– Достаточно долго, дорогой, – ответила Анита спокойно.
Джин был побежден стоической неумолимостью своей тетушки. Он полагал, что для Ларейны лучшего дома и не найти. Больше всего он рассчитывал на доброту Аниты, на ее любящую натуру.
Джин встал с кресла.
– Извини, что так редко навещал тебя. Если бы я знал о твоих трудностях, то попытался бы помочь…
Она взяла его под руку, и они вышли из гостиной.
– Не стоит все излишне драматизировать, Джин! У меня нет денег, чтобы бросать их на ветер, и все же я справлюсь, пока буду в здравом уме.
Когда они дошли до середины огромного вестибюля, Джин повернулся и обнял тетушку на прощание. Но она удержала его.
– Почему, Джин? – неожиданно спросила она. – Почему девочка должна приехать именно ко мне? Почему этот ребенок так важен для тебя?
Ему давно уже нужно было возвращаться в аэропорт, и он никак не мог задержаться здесь, чтобы все как следует объяснить ей. Глядя в ясные, блестящие глаза Аниты, Джин смог только высказать то, что чувствовал:
– Потому что я знаю, ты полюбишь ее… И мне очень хотелось бы, чтобы она была с теми, кто ее любит.
Джина самого удивило волнение, которое прозвучало в его голосе. Он думал о том, чтобы устроить девочку Аниты, скорее из практических соображений. С такой работой, как у
Проницательные глаза Аниты внимательно изучали племянника.
– Она твоя дочь, не так ли?
Он перевел дух.
– Да.
– Ох, Джинни, Джинни! – тихо вздохнула пожилая дама.
– Я сам узнал об этом всего несколько недель назад. Мать девочки выпустили из тюрьмы. Ее посадили туда на восемь лет за политическое преступление. У власти до сих пор остается тот же самый режим, и она боится, что они могут очень сильно осложнить ее жизнь. Она не хотела, чтобы ее дочь тоже стала жертвой, поэтому пошла в посольство и… Ну, словом, она сдвинула горы, чтобы Ларейна смогла приехать сюда.
– А за какое именно преступление эту женщину отправили в тюрьму? – спросила Анита.
– За то, что она поддерживала связь с… вражеским агентом.
Во взгляде Аниты появилось осуждение. Особенности той работы, которую выполнял Джин в Восточной Европе, были для нее тайной, однако в общих чертах она представляла себе, чем он занимался.
– Так вот куда тебя завели твои шпионские игры! – едко заметила она. – Лихой американец встречается с соблазнительной славянкой, зная, что она может быть ему полезна, и добивается, чтобы она легла с ним в постель. В конце концов жертвой становится невинное дитя… И ты ждешь, что я спасу ее!
Анита наступала, свирепо глядя на него.
– Клянусь Богом, ты посеял свой дикий овес, [2] и теперь он служит тебе только для того, чтобы полежать в нем.
Несмотря на всю напряженность момента, Джин с трудом подавлял желание посмеяться над склонностью своей тетушки искажать идиоматические выражения.
– Ты права, Анита. Но тебе нужно знать одну вещь. Тогда я еще не был женат, а мать этой девочки… Ну, я просто не мог не влюбиться в нее – даже в такое время и в таком месте, где нельзя было придумать ничего хуже этого.
2
Отдать дань увлечениям молодости.
Он повернулся к двери.
– До свидания.
– Я еще не закончила с тобой разговор! – произнесла она надменно.
– Не нужно больше бранить меня, тетя. Ведь я не сделал ничего такого, чего бы в Ньюпорте никто, кроме меня, никогда не делал. Говорят, что отец Жаклин Кеннеди был весьма искусным фехтовальщиком…
Анита вскинула руки и прикрыла уши.
– Я не стану слушать эти безнравственные разговоры.
Джин не мог удержаться, чтобы не задеть благопристойность тетушки.
– Ты ведь знаешь, что даже президент Кеннеди, как известно…
Анита затопала ногами.
– Прекрати сию же минуту!
Джин сделал извиняющийся жест, и Анита опустила руки.
– Джекки Бувье была такой милой девочкой! Мне было бы очень жаль, если она неудачно вышла замуж.
Джин рассмеялся и заключил тетушку в объятия. Потом он заметил, что Майкл Гилфиллан спокойно ждет в стороне. Он отпустил Аниту, и дворецкий распахнул перед ним дверь.
– Я скоро позвоню тебе, – сказал Джин, выходя на улицу. – Пока, Майк…