Любовные утехи русских цариц

Ватала Эльвира

А наши скучающие царицы в питье горячительных напитков скромные были. Специально не употребляли. Разве только тогда, когда от тоски и скуки личико протирали водкой, то допивали остаток или приказывали слугам стаканчик-другой поднести, чтобы телеса свои сохранить и, не дай бог, на килограммчик-другой похудеть. А так все квас в основном и пиво редко. Квас на Руси любили всегда и везде: от царя до крестьянина. Это была и тюря незаменимая с хлебом накрошенным, редькой и чесноком, и освежительный напиток. И мы дико сожалеем, что, увлекшись разными «хершингами» и прочей заморской порошковой химической дрянью, совсем забыли о русском национальном квасе, да не о таком, который в пластмассовых бутылках под «монастырский» подделывается, а самый что ни на есть настоящий — и житный, и медовый, и ягодный. И еще мы забыли о чудесном русском сбитне — горячем напитке из меда и пряностей. А взварец! Напиток из пива, вина и меда с пряными кореньями. И пили его в ковшах: богатые в золотых, бедные в деревянных, выдолбленных из цельного куска дерева. Но пили все — к радости, к печали и неизменно — к здоровью. И если «новое —

это давно забытое старое», надо как можно скорее отыскать этот чудесный рецепт наших прапрапрабабок изготовления взварца.

Пиво издавна было известно в России. Его варили из ячменя, ржи, овса и пшеницы. Особым было пиво, подваренное патокой.

Чай же стал известен только с половины XVII века, тогда и появились наши русские тульские самовары. Кофе и того позже стал известен: только в начале XVIII века. Цари и царицы кофе не очень уважали. Исключение составляла Екатерина Великая, которая день свой без кофе не начинала и вместо завтрака с кусочком бисквита выпивала всегда свои неизменные две чашечки крепчайшего кофе. Такого крепкого, что угощенный ею гонец упал в обморок от его крепости. Вообще же кофе ну, может, не ввел, но распространил все тот же неугомонный Петр I, который в 1704 году открыл в Петербурге первую русскую кофейню.

Пьянство и чревоугодие — неизменные компоненты русской жизни XVII и XVIII веков. Особенно они распространились среди отставленных фаворитов Екатерины Великой в Москве (пристанище всех оставленных ею любовников). От печали ли по своей прошлой жизни или еще от каких причин, но неизменно ударялись они в пьянство и чревоугодие. Корсаков, предок знаменитого композитора Римского-Корсакова, из шампанского не вылезал. У него даже слуги квасу предпочитали шампанское и вечно полухмельные барина одевали. Отставленный фаворит Завадовский стал обжорой первой руки, он и умер-то за трапезой. Граф Алексей Орлов, удрученный своим положением, отставкой брата, а также тоской по княжне Таракановой, заглушал душевную боль пирами, на которые приглашалось по 200–300 человек. И если судить по пословице, что «семь человек — еда, а девять — беда», то такие «беды» случались с ним регулярно.

Замечательная особенность человека, дорогой читатель: когда у него несчастье или какое там горе, он прежде всего начинает… жрать. Чревоугодием как бы заглушая внутренний голод духа. И когда обманутый Мессалиной Клавдий Тиберий жесточайшим образом расправился с бунтовщиками, вешая их за ноги и предав смерти неверную жену, он прежде всего уселся… покушать. И уплетал с волчьим аппетитом такие вот блюда: «пил вермут, ел устрицы, печеного гуся с грибами (ох, не есть бы тебе, Клавдий Тиберий, грибов, в них твоя смерть) в луковом соусе, тушеную телятину с хреном, салаты из всевозможных овощей, яблочный пирог с медом и гвоздикой и африканские дыни». ^[44] Несчастные мужчины прожорливы.

44

Р. Гравес. «Клавдий и Мессалина». ПИВ. 1991 г., стр. 428.

Однако не думайте, дорогой читатель, что на такие многочисленные обеды русских вельмож было легко попасть. Кто-то предложил недругу вельможи екатерининского двора Остермана без приглашения проникнуть на его многочисленный обед и там, затерявшись среди приглашенных, найти способ примириться с хозяином. Тот согласился. Встретив в дверях непрошеного гостя, Остерман очень любезно с ним поздоровался, пригласил его сесть в мягкое кресло, сел рядом, любезно поинтересовался его здоровьем, делами, все время величая «ваше превосходительство», и был сама светскость и любезность. Когда же лакей громко объявил, что кушать подано, Остерман встал и, обращаясь к гостю, сказал: «Вы извините меня, ваше превосходительство, я должен вас покинуть, меня ждут мои друзья, приглашенные на обед».

Великим гурманством и необыкновенными пирами прославился фаворит Екатерины Великой князь Потемкин. Это ведь он ввел необыкновенное блюдо: печенку, размоченную в мясе и молоке. Потом этот изысканный деликатес вошел в поваренную книгу российской кухни как «печенка князя Потемкина».

А какие он пиры закатывал, Европу ослепляя! И так поесть любил, что десяток поваров держал всех мастей и национальностей: от француза до молдаванина. Последний служил у него исключительно для одного блюда: кукурузной похлебки! Чудак человек был! Во всем чудил! То прикажет у себя на ночном столике изысканные слоеные пирожки всегда держать, арбузы свежайшие прямо с бахчи из Астрахани нарочным доставлять и стерлядку прямо из волн Каспийского моря вылавливать к его столу.

А пиры его действительно великолепнейшие были. Мы еще вам о них расскажем. Не один хроникер того времени, захлебываясь от восторга, их расписывает. Особенно великолепный пир он закатил в честь Екатерины Великой. Такое великолепие даже матушка царица не всегда видывала. Прослезились оба от умиления. А через два месяца Потемкин умер. Многие считают, что от неумеренной еды. Иначе говоря, попросту обжорство погубило «Светлейшего». Ланжерон, хороший хроникер того времени, внимательно за обычаями России в то время наблюдавший, так пишет: «Я видел, как во время лихорадки он поедал ветчину, соленого гуся, трех или четырех цыплят, пил квас, клюквенный морс, мед и всевозможные вина».

Наверное, с Потемкина и чудачество русских бар над русской кухней началось. Чего только они не выдумывали! Для улучшения вкуса мяса в пойла телятам и птицам подмешивали рейнское вино, цыплят и индеек пичкали гречневой кашей с дорогими заморскими трюфелями. А Мусин-Пушкин вообще народ насмешил: телят своих отпаивал сливками и держал в люльках, как

новорожденных младенцев. Это, конечно, по нашему мнению, блажь богача, чтобы в люльках телят держать, и больше здесь не изысканным гурманством, а изысканной сексопатологией попахивает, тем более что сейчас ученые-медики доказали органическую иногда необходимость взрослого человека перевоплощаться в младенца. По телевидению французскую передачу недавно видели? Там показывали измученных, изнуренных вечной борьбой за карьеру стрессованных «человечиков», отцов семейств, которые для приведения своих нервишек в порядок к услугам легально зарегистрированной нянюшки обращались. Она их лечит так: снимет с них взрослые штанишки, детский фланелевый комбинезончик взрослого размера оденет, сосочку с молочком в усатый ротик положит — на часок пососать. И вот усатые и бородатые дяди, вдоволь накакавшись и помочившись в крепкие памперсы, без тени стресса и боязни жизни домой к своему семейству возвращаются! Все, конечно, анонимно происходит, и телевизионного оператора заставили личико пациента старательно зачеркнуть, выставляя на всеобщее обозрение только кругленький живот и измазанные памперсы. И до каких извращений дойдет еще наш век, трудно предвидеть Успокоимся тем, что и в семнадцатом и восемнадцатом веках много таких вот извращений при русском дворе существовало. То мамка кормит своей грудью господского щенка, то раздетые донага мальчики за столом прислуживают, а господа полулежат на специально приготовленных ложах, естество свое без тени смущения обнажая. А все оттого, что, дескать, на Западе много таких чудачеств появилось. И, наверное, в издевку над такой вот профанацией русского в сторону «заморского» одел богач Демидов своих лакеев, прислуживающих за столом, в такую вот одежку: одна половина костюма сшивалась из золотых галунов, другая — из грубого сукна, одна нога лакея обувалась в шелковый чулок и изящный башмак, другая — в лапоть. «Лапотная Русь» недалеко, мол, ушла, но все же к загранице приближается — намекал. И действительно, получалось, что от своего ушли и к чужому не пристали. И зачем только наши царицы вводили в свой двор и на свою кухню французских поваров, если все равно русские кушанья предпочитали? Елизавета Петровна уплетала по две дюжины русских блинов, закусывала русскими щами с бужениной, кулебякой и гречневой кашей, сколько ни крутился рядом ее французский повар Фукс со своими заморскими яствами. Анна Иоанновна любила буженину настолько, что предпочитала ей все остальные кушанья. Екатерина Великая, практически уничтожив русскую кухню у себя во дворце в честь французской, сама к столу неизменно требовала чисто русскую вареную говядину с солеными огурчиками и старый русский соус из оленьих языков. Ну, цари русские после Екатерины немного, конечно, русские аппетиты поубавили в сторону иностранной кухни. Павел, который жестокую экономию и разные там ограничения в еду ввел, со своей собственной кухни начал. Он всех поваров повыгонял, а взял обыкновенную немецкую кухарку, которая подавала ему и его семейству без там лишних дармоедов-придворных. Он приказал проделать тайную дверцу из кухни в маленькую комнатку, где ели они с семьей только непритязательные и очень невкусные яства немецкой кухарки. Прямо стыдливо как-то пищу поглощали. Все поставщики, нажившие себе состояния на поставке продуктов в царский двор, были удалены, а продукты предписывалось покупать на обыкновенном рынке, что значительно сокращало расходы царского стола. Словом, у Павла особенно не наешься! Никаких поблажек он ни своему желудку, ни чужому не давал. Он даже закон такой ввел: число кушаний устанавливается в зависимости от сословий: итак, военные в чине не выше майора могли иметь до трех блюд, не больше. Указ сей он время от времени проверял: как подданные его исполняют. И когда у очень ограниченного в средствах майора Кульнева спросил: «Господин майор, сколько за обедом у вас подают кушаний?» — тот ответил, не смущаясь: «Три, ваше императорское величие». — «Какие же?» — «Курица плашмя, курица ребром и курица боком», — ответил Кульнев. Павел расхохотался.

А. Н. Бенуа. Азбука в картинах. Карлик. 1904 г.

На этот раз он оценил юмор офицера. Вообще же ни сам чувства юмора не имел, ни подданным не позволял его иметь. Муштра, муштра и во всем воинская дисциплина — такая нудная, однообразная жизнь стала при русском дворе. Недаром Екатерина Великая, абсолютно не ошибаясь в душевных качествах своего сына, русский трон намеревалась, минуя его, передать внуку Александру, да не успела. Вообще же, согласитесь, дорогой читатель, распоряжение Павла было весьма разумное, ведь никто до него не догадался хоть немного ограничить растянувшиеся желудки русских обжор, которые без зазрения совести, насытившись обильным обедом, чесали себе пером горло, вызывали тошноту и с новой энергией принимались за еду.

Но не думайте, дорогой читатель, что так всегда было — такое повальное обжорство! Это только после XVII века желудки царей и других вельможных особ несколько пораспоясались. А до XVII века пища была скромная и достаточно здоровая. Простой народ, тот вообще свой организм в «черном теле» держал. Больше, конечно, от убожества, чем от недостатка аппетиту. Обыкновенная пища его была — ржаной и ячменный хлеб с чесноком и ячменная кашица. Щи — это уже роскошь, а если приправленные свиным салом или коровьим маслом — то вообще разврат. И надо вам сказать, что как раз масло коровье-то было самым нездоровым для организма, потому как вечно прогорклое, ибо приготовлялось оно из молока в печах и без соли. Это уже потом Петр I возмутился таким варварским способом приготовления масла и заставил русский народ перейти к более совершенному, голландскому методу приготовления масла из сметаны и сливок.