Любовные утехи русских цариц
Шрифт:
Ну, естественно, с такой „кобылой“ спать ему не больно хочется, неинтересно, ему нужна женщина слабая, как птичка, нежная, маленькая. А тут ножища — во! А силища и того больше!
Ну терпел, значит, свою гренадершу Генрих полгода, больше не смог, взмолился, Христа ради, освободите вы меня от нее. Папе что делать оставалось? Как говорится — „насильно мил не будешь“. Развел.
Или случай с Генрихом III Немецким и Элеонорой Португальской. Прислали королю портрет. Он посмотрел внимательно, и портрет пятнадцатилетней девчушки, предназначенной в жены, ему понравился. „Добро“, — воскликнул он, и Элеонору привезли на королевский двор на бракосочетание. И вот в огромной, ярко освещенной зале к великану-медведю Фридриху приближается крохотная, малюсенькая девчушка, хрупкая, как цветок, и того пробирает холодный пот. „Боже, как на такую кроху ложиться и в объятия брать, ведь раздавлю“, — было первой его мыслью. А второй: „И как же такая лилипутка детей мне нарожает“, — ибо, как известно, такие браки заключались по политическим соображениям и с целью получения наследников. Ничего! Обошлось! Элеонора нарожала Генриху пятерых детишек, в том числе знаменитого
И мы справедливо считаем, что абсолютно прав был французский король Генрих IV, любивший позировать, но требовавший от художников полного сходства с оригиналом. А то что же это получается: читаем мы у историков о необыкновенной красоте Анны Австрийской, любовники ну прямо в обморок от ее прелестей падали, тем более что прелесть была весьма оригинальной: родившись в знойной Испании не брюнеткой, как полагалось этой расе, а совершеннейшею натуральной блондинкой, она неизменно возбуждала охи и ахи! Но не в этом дело. В описаниях мы читаем о ее необыкновенной красоте, а с портрета на нас смотрит этакая дородная дама с тройным подбородком на коротенькой шее, отвислыми щеками, весьма широким „картофельным“ носом, распухшими устами и выпученными, как у жабы, глазками и демонстрирует действительно прекрасные ручки. Но где же здесь красота, у этой неприятной уродины? — спросим мы. А может, художнику слишком мало заплатили и он постарался по-своему отблагодарить королеву? Во всяком случае, всех сомневающихся мы отсылаем в Версаль взглянуть на ее портрет кисти Норцета.
Посылать на рассмотрение портреты невест и на их основании судить о кандидатке — последнее дело! Влюбившись в портрет и согласившись на бракосочетание, Карл II, увидев невесту Катерину Браганзу, завопил: „Это же не женщина, а летучая мышь“. Вот наивный, он что, хотел, чтобы художник ему прислал портрет летучей мыши? Эдак никогда бы до супружества не доходило между империями в ущерб международной политике. И мы считаем, что совершенно правы те короли-отцы, которые вообще не считались с мнением своих женихов-сыновей. Главное — политика. Так, отец Генриха VIII, того, который потом в отместку будет шесть жен иметь, а двоих предаст смертной казни, как с писаной торбой носился с женой своего умершего сына Катериной Арагонской — и думал, куда ее пристроить, только чтобы приданого не отдавать: то ли самому на ней жениться, то ли сына женить. Решил — женить сына. А через несколько дней без слов отобрал у него ее, решив не женить. Но тот, уже вкус к вдовушке брата почувствовав, взял и женился, как только отец благополучно скончался. А с мнением великого Фридриха I отец вообще не считался, бил его, взрослого, по щекам, а невесту показал при самом акте бракосочетания…
О нет, мы не в силах описать вам, дорогой читатель, ее прелести! Этой Браншвейгской принцессы — Елизаветы-Кристины. Вот мнение сестры короля Вильгельмы: „У нее совершенно испорченные черные, кривые зубы. Она толстая, не умеет вести себя в обществе, к тому же шепелявит. К тому же горбатая, глупая и необразованная“ [37] .
А у Людовика XII жена, думаете, была красивее? О ней Вальтер Скотт однозначно сказал: „Худа, бледна и кривобока“ [38] .
37
Н. Крахерова. «Партизаны моральности». Силезия. 1989 г., стр. 83.
38
Вальтер Скотт. Т. 15. М. 1964 г., стр. 125.
Людовик XII на свою безобразную Жанну смотреть без отвращения не мог, даже когда она еще его невестой была. Но не в силах был ее папочке перечить, этому самодуру Людовику XI. А тот вечно садистски над женихом подтрунивал: „Что, герцог, невесел? (Людовик XII тогда еще герцогом Орлеанским был.) От любви к моей дочери страдаешь, с ума сходишь?“
Страшненькой, мягко говоря, была и жена Якова I Анна Датская: с выпученными глазами, крючковатым носом и отвислыми щеками. А вот вам портрет жены Филиппа Валуа, сына Филиппа Красивого: Иоанна — хромая, с черными зубами, костистыми руками, уродина уродиной, которую он часто бивал, но не за измены, а за политические интриги. Это надо же! Выкрала у короля-мужа печать и самостоятельно от его имени подписывала указы! Однако стоп, дорогие читатели! Этак мы от сомнительных красот жен королей забредем в дикие дебри, отвлекшись от нашей основной темы. Знаем только, что совершенно права была наша известная эстрадная певица, когда на весь мир пела: „Все могут короли, все могут короли, но что ни говори, жениться по любви не может ни один король“. Но ошиблась малость наша певица. Один все-таки нашелся, тот, который женился исключительно по любви, и этот уникальный случай произошел с Франциском-Юзефом Габсбургским. Этот отважный юноша, плюнув на политические корысти, влюбившись в простую девушку Елизавету-Сисси, сделал ее своей женой вопреки воле матери и почти всей Европы. Но, конечно, этот случай уникальный, из рук вон истории выходящий.
Но, дорогие читатели, пора нам вернуться к нашей скучающей царице. Заждалась она батюшку царя, любезного своего супруга, а тому все недосуг. И сидит она за своим обедом в своих хоромах одна, царь в своих покоях обед вкушает. А в одиночестве, сами знаете, не пьется и не естся даже при самых что ни есть расчудесных яствах. А русские яства и впрямь были верхом совершенства кулинарного искусства, хотя простые по своей сути. Но чего только тут нет! Бывало, до семидесяти блюд доходило! Пир горой!
К пирам тщательно готовились и у простых людей, а у людей побогаче
39
В. Пикуль. «Слово и дело». Лениздат. 1974 г., кн. 1. стр. 279.
В те времена, дорогой читатель, монаршие дворы прямо состязались в сервировке гастрономических диковинок. Спрятанные в пирогах карлики были делом обычным. Монархам хотелось более пикантной начинки пирога. И отличился в этом отношении король Людовик X во время бракосочетания с Клементиной Венгерской: „При четвертой перемене тарелок, причем каждая состояла из шести блюд, включая огромную свинью, жаренную на вертеле, павлина с перьями, подошли двое слуг, неся огромный паштет, который поставили перед королевской парой. Разрезали корку, и живой рыжий лис выскочил из него. Так-то вот отличились повара. Обезумевший лис выскочил в зал, закрутил рыжим пушистым хвостом, в красивых молочных глазах таился испуг. Началась охота вокруг столов. Роберт де Артуа первый поймал зверька. На глазах у всех он упал на землю и встал, держа в объятиях огромного лиса, который пищал, обнажая узкие клыки. Роберт медленно придавил пальцем, раздался хруст, глаза лиса стали стеклянными, и Роберт растянул мертвого зверя на столе перед новой королевой“ [40] .
40
М. Дрюон. «Королевская отрава». Краков. 1966 г., стр. 67.
Анна Иоанновна на угощения не скупилась и даже чернь своей милостью одаривала. Так, по случаю заключения мира с турками она из окна бросала народу золотые и серебряные монеты, а потом приказала на площадь вынести жареных быков и включить все фонтаны, из которых в построенные бассейны полились водка и вино. Но только по случаю праздника — такое пьянство. Вообще же она сама пила мала, пьяных даже боялась, и у нее на пирах специально никто не напивался. Но эту фонтанную затею она не сама выдумала, это она у своего дядюшки Петра Великого слямзила. Тот тоже короновал свою жену Марту на звание русской царицы: „Перед дворцом устроены были искусственные фонтаны, извергающие белое и красное вино, расставлены жареные быки, начиненные внутри разною птицею. Это было угощение народу. Восемь дней ликовала Москва“.
Да, любил Петр Великий пировать. Пиршества были длинны и тянулись с полудня до вечера или даже до поздней ночи. Царь хотя и любил обжорство зело критиковать, говаривая: „Какую пользу может принести тело отечеству, когда оно состоит из одного брюха?“ — сам был мастер поесть, неизменно возил с собой своего повара и имел свои любимые блюда. Аппетит у него пропал только накануне смерти, когда он жестоко страдал от неиспускания мочи.
Со всей нашей уверенностью можем сказать, что до XVI века кушанья царей хоть и обильные и многочисленные были, но самые простые: баранина, свинина, куры, тетерева и поросята. Зимою привозили из далеких мест рыбу, мерзлую и засоленную. Летописец так описывает стол государя (какая разница чей? До шестнадцатого века все столы были одинаковы): „Квас в серебряной братине, папорок лебединый, в шафранном взваре, рябчики, потроха гусиные, гусь жареный, поросенок жаренный в лимоне и в лапше, курник яичный, пирог с бараниной, пироги кислые с сыром, блюдо жаворонков, блюдо блинов, блюдо пирогов с яйцами, блюдо карасей с бараниной, кулич-недомерок, кулебяки“. Жидкое кушанье иногда подавалось на два-три человека. Ели из одной миски, черпая деревянными ложками. Такой способ обедать приводил в омерзение иностранцев. Но в общем им русская кухня нравилась, и восхищались они ее своеобразием, ибо ни в одной стране мира не было таких оригинальных соусов и гарниров. Ну кто, например, любит препротивную пареную репу? Мало кто, согласитесь, а это прекрасный гарнир, оказывается, к зайцу. Мясные блюда подавались в взваре — луковом, капустном, клюквенном или брусничном. Чеснок шел к говядине, лук — к свинине. К рыбе был гарнир — малосольные огурчики, помидоры, соленые грибы. И вообще, надо вам сказать, дорогой читатель, что искусство русских поваров, теперь уже основательно позабытое, большой восторг у иностранцев вызывало! Им даже не снилось такое! И они рты чаще не для еды, а от удивления раскрывали. Представьте себе, вносят бравые молодцы на огромных подносах, скажем, 12 блюд — все из дичи, в перьях разноцветных. Тут и фазаны, и петухи индейские, и куры, и перепелки и прочие пернатые. А оказывается, мясо-то и не птичье вовсе: все из рыбы. Совсем как у того греховного батюшки, который в постный день захотел жареной свининкой полакомиться: „Порося, порося, превратись в карася“, только здесь все наоборот. Рыбу в мясо превратили. А кто действительно слишком пост соблюдал, о тех личностях фаворит Екатерины Великой презрительно отзывался. Так, великого нашего полководца Суворова, неизменно пост соблюдавшего, Потемкин заклеймил такой фразой: „Его превосходительство хочет в рай верхом на осетре въехать“.