Любовный яд
Шрифт:
– Спасибо.
Неужели она пришла к ней только из-за этого, подумала Шарон, рассказать о впечатлениях и возобновить старую дружбу?
Конечно, она понимала, что поступила невежливо, не сообщив Фелисии о приезде.
– Ну... – Фелисия положила руки на подлокотники кресла, – ты выглядишь чудесно. Как всегда!
– А мне кажется, я ужасна, – быстро проговорила Шарон, ощущая, как покраснели щеки. Комплимент матери Дуга показался неискренним и немного холодным.
– Не скромничай, – Фелисия провела пальцем по обивке
Шарон глубоко вздохнула:
– Извините меня...
Выражение лица Фелисии смягчилось:
– И меня тоже. Я ведь пришла сюда не для того, чтобы обижать тебя, дорогая, поверь мне. Но ведь кто-то же должен поговорить с тобой до твоего отъезда из страны. Раз Дуглас не готов, я возьму это на себя.
Шарон вздрогнула.
– С Дугласом ничего не случилось? – спросила она, не зная, как вывернуться из этого положения. Дама настороженно взглянула на нее.
– Ну, это зависит от того, как на это посмотреть, – с чувством произнесла она, – но прежде, чем ты скажешь еще что-нибудь, я бы хотела кое-что тебе показать.
Она вынула из кармана фотографию и подала Шарон. Это было черно-белое фото, и можно было подумать, что на ней изображен Майк, если бы вересковые заросли и болото на заднем плане не говорили о том, что фото сделано в Шотландии. Конечно же, это был одетый в школьную форму Дуг. Он смотрел прямо в объектив фотоаппарата.
Рука Шарон, державшая фото, задрожала, а Фелисия прерывающимся голосом спросила:
– Ты, безусловно, узнала, кто это?
– Да, это Дуглас.
– Верно, – Фелисия протянула руку и вынула фото из ослабевших пальцев подруги, – сын сфотографирован восемнадцать лет назад. Когда он нашел эту фотографию, то упал в обморок...
– Упал в обморок? – Шарон в растерянности вскочила с кресла, но Фелисия поспешила успокоить ее:
– Не волнуйся. Он слишком много выпил. Позже нам удалось кое-что вытянуть из него. Получается, твой ребенок – это его сын, правда?
Шарон захотелось самой упасть в обморок. Тогда ей стало бы гораздо легче сообразить, как выйти из создавшейся ситуации. А сейчас она никак не могла воспринять то, что ей сообщила мать Дуга. Ее словно парализовало, она не могла ничего осмыслить.
– Это правда?
Во взгляде Фелисии не было ни холода, ни обвинения. Но и никакого сочувствия. Наоборот, в нем проглядывала боль, как будто она не могла поверить, что Шарон могла так поступить с ней.
– Я... – слова застревали в ее горле, – Фелисия...
– Это правда?
– Да.
Ну, вот она все сказала. В отчаянии Шарон обхватила себя руками. И опять получилось так нехорошо. Фелисия никогда не простит ее. А Дуглас...
– О Господи... – голос леди Ирвин был едва слышен. Она бессильно сложила руки на коленях, как будто это признание лишило ее сил. С опущенными плечами она впервые выглядела такой старой.
Шарон заметалась, пытаясь что-то сказать, успокоить женщину, которая всегда была так добра к ней. Но в голове ее мелькала только одна мысль: Дугласу все известно. Но как давно он узнал ее тайну? И почему промолчал? И, о Боже, каковы его намерения в отношении Майкла?
Фелисия подняла голову.
– Почему ты нам ничего не сказала? – спросила она наконец. Голос ее казался уставшим и больным. – Неужели мы заслужили такое отношение? Этот ребенок... Этот мальчик – наш с Харольдом внук. Если Дуглас тебе надоел, ты сказала бы ему об этом, а не убегала.
Шарон посмотрела на нее:
– Я не могла.
– Почему?
– Вы же знаете почему. – Шарон вся сжалась. – Потому, что это был ваш сын.
– Да, мой сын, – тяжело вздохнула Фелисия, – что из того? Если ты забеременела, он имел право знать об этом.
Шарон всхлипнула:
– Не хотите же вы сказать, что одобрили бы нашу связь?
Леди Ирвин покачала головой:
– Нет.
– Ну вот видите, как же... – Шарон внезапно замолчала, – а что означает ваше «нет»? Вы ничего не знали?
Фелисия устало посмотрела на нее.
– Шарон, у тебя же есть сын. Неужели ты не знала бы, влюбись он в кого-нибудь?
Шарон широко открыла глаза.
– Вы не могли... Как же вы...
– Как я узнала? – Фелисия поднялась на ноги и посмотрела Шарон в глаза. – Дорогая, о том, что происходило, я догадалась с самого начала. Я же видела, как он смотрел на тебя. И его внезапное желание так часто бывать в Ноулэнде – все стало совершенно ясно.
Шарон удивленно посмотрела на мать Дугласа.
– Так почему же вы не остановили нас?
– Каким образом?
– Я не знаю, – Шарон попыталась придумать какой-то выход, – ну, перестали бы приглашать меня в Ноулэнд для начала.
– И ты действительно думаешь, этого было бы достаточно? – голос Фелисии звучал строго и отрешенно. – Разве вы не встречались в Глазго или Лондоне? Если бы я вмешалась, могла и потерять сына.
Шарон совершенно растерялась:
– А Харольд...
– Сэр Ирвин ничего об этом не знал. Теперь он, конечно, в курсе дела. Но тогда я объяснила ему своеобразное поведение Дугласа употреблением наркотиков.
Шарон закусила губу.
– Вы меня ненавидите?
Фелисия беспомощно развела руками.
– Как можно ненавидеть человека, не зная его? – сказала она печально. – То, что ты сделала, очень жестоко, но я верю, что у тебя были на то основания. Мне хотелось бы знать, что ты собираешься делать сейчас.
– О Фелисия, – из глаз Шарон потекли слезы, – что я могу делать? Скажите мне, как я должна поступить, и я послушаюсь, – она нерешительно посмотрела на леди Ирвин, потом храбро продолжала: – Вы хотели бы увидеть Майкла. Понимаю. Я привезу его к вам. Скажите только, когда.