Любой ценой
Шрифт:
Из подъезда Ларискиного дома выводили Дрюню, закованного в наручники. Весь двор был забит милицейскими машинами и машинами скорой помощи.
Бабки, позабыв про «Санта-Барбару» и все сериалы на свете, высыпали на улицу.
Дрюня шел, растерянно крутя головой. Никакой бутылки у него в руках не было.
Бабки с ужасом смотрели на него, а я, несмотря на близорукость, заметила на рукаве Дрюниной рубашки кровь.
Бабкам было на что посмотреть. Никогда особенно не питавшие к Дрюне нежных чувств теперь они просто отрывались. Баба
– Я же говорила тебе, паразиту, что добром твои дела не кончатся! – визгливо прокричала она, поднимая вверх указательный палец. – Бог-то он все видит! Будешь знать, как над старухами издеваться, ирод проклятый.
– Вот, вот, – поджимая губы, говорила маленькая, сухонькая старушка. – Водочка – она еще никого до добра не доводила! Посиди теперь в тюрьме, голубчик, может, одумаешься!
Господи, да что же это такое творится? Неужели теперь человека сажают в тюрьму за то, что он немного выпил? Что это за абсурд?
В голове моей завертелась карусель с лошадками, и я беспомощно уставилась на Лариску. Ее взгляд ничем не отличался от моего.
В этот момент Дрюня поднял голову к моему окну и как-то отчаянно крикнул:
– Леля!
– Дрюня! – взвизгнули мы одновременно с Лоркой и кинулись к двери, с трудом попадая в шлепанцы, вылетая на лестницу и грохоча вниз, забыв о существовании лифта.
Когда мы, раскрасневшиеся, растрепанные, появились во дворе, Дрюню уже запихивали в УАЗик.
– Что случилось? – на бегу спросила я неизвестно у кого.
– Вот так вот, – презрительно глядя на меня, сказала баба Клава. – Нашла с кем дружбу водить! Скажи спасибо, что он тебя по пьянке не прирезал! Господи, Господи, что делается! Вот получишь теперь от сестры-то! Она-то у тебя не такая непутевая. И эта туда же, – неодобрительно посмотрела она на Лариску. – Молодая, а туда же! Нашла себе компанию. С убийцей связались!
При последних словах меня словно током прошило, а Лариска побелела сильнее школьного мела.
В этот момент распахнулась дверь подъезда, и врачи вынесли носилки. На них лежало тело, накрытое простыней. Сквозь простыню просочилась кровь.
– Да вы объясните в конце концов, что произошло! – отмахиваясь от бабы Клавы и вцепившись в одного из милиционеров, лениво влезавшего в УАЗик, завопила я. – Что случилось?
– Дядя! – вдруг взвизгнула Лариска, кидаясь к носилкам.
– Куда, девушка? – перегородил ей дорогу врач.
– Пустите, пустите меня, это мой дядя! – в отчаянии рвалась к носилкам Лариска.
– Ему уже ничем не поможешь, девушка, – покачал головой врач.
– Куда его… Куда его теперь?
– Ясное дело куда, в морг! – пожал плечами врач и крикнул:
– Заноси!
Носилки погрузили в санитарную машину.
– А вы сами ему кто будете? – обратился к Лариске один из милиционеров.
– Племянница она его! – тут же сунулась баба Клава, которую никто не спрашивал. – Подружка этого, убил который! – она кивнула в сторону машины, куда поместили Дрюню.
Лариска с побелевшими губами машинально повернулась туда же.
– Лора, это не я! – в отчаянье прокричал Дрюня, за что сразу же получил дубинкой.
Я ахнула и кинулась к машине.
– А вы куда? – встрял передо мной милиционер. – Эта девушка племянница убитого, она поедет с нами, чтобы ответить на несколько вопросов. А вы куда?
– Но я же… Я же знаю, что Дрюня не виноват… – пролепетала я. – Мы же были вместе…
– Ах вот как! – обрадованно заявил тот, поняв мою фразу по-своему. – тогда прошу вас, пройдемте.
Нас с Лариской посадили рядом на боковом сиденьи. Мы сидели и не смотрели друг на друга. О чем думала Лариска, я не знаю, а мои мысли крутились вокруг убийства Николая Валентиновича Дружникова и причастия к этому Дрюни.
Да нет, это абсолютно ясно, что Дрюня не мог его убить! Какой из Дрюни убийца? Да и зачем? Не из-за того же, что покойный отказался выдать Дрюне бутылку? Ведь это же просто абсурд!
Да, но как я буду объяснять это в милиции? Какие аргументы приведу? Что я знаю Дрюню с детства, что он, конечно, шалопай редкостный, но что он и мухи не обидит? Так меня и послушали.
И чего я напросилась в свидетели? Черт дернул за язык сказать, что мы были вместе… Сейчас сидела бы спокойно дома, все обдумала, была бы вообще не при делах, потом меня бы вызвали, задали бы пару вопросиков, я бы все честно рассказала, и меня бы отпустили, а тут… Что, охота быть свидетельницей?
А если…
В душе моей поднялся противный липкий холодок. Что, если меня примут не за свидетельницу, а за сообщницу? Мало ли что им там, ментам, в голову может взбрести!
И главное, сама хорошо! Нашла, что ляпнуть! Дура, эх и дура! Нет, Полина определенно права в одном – я безнадежная дура и меня исправит только могила. Куда я, видимо, и попаду за соучастие в преступлении, которого не совершала…
Я уже представила себя в камере смертников, уже представила леденящий ужас, сковывающий все члены в ожидании смертной казни, представила, как…
Стоп!
Чего я несу? Какая смертная казнь? Во-первых, у нас в стране на нее мораторий, и это даже каждому ребенку известно. Во-вторых, с чего бы это меня должны посадить? Я ничего не сделала!
Так что хватит о глупостях думать – и так уже наделала их столько, что не расхлебаешь. И в могилу я попаду только в одном случае – если меня собственноручно убьет Полина, как и обещала баба Клава.
Полина…
Ведь вот о ком я должна была вспомнить в первую очередь! Ведь сколько бы ни ругала, ни мучила меня сестра, а ведь ни разу еще не оставляла в беде! И именно к ней мне нужно кидаться за помощью. Только вот как теперь до нее добраться? Была бы я дома, достаточно было бы просто позвонить, а тут… Идиотка, все пути сама себе отрезала к спасению!