Любой гасконец с детства академик
Шрифт:
В принципе, чего пересказывать? Я уже пересказал. Кому не видно, пойдет и сам прочитает (демонстрирует самодельный бэдж с неким афоризмом). Сейчас я бы сказал проще: «Я вас любил, хотел вот расплатиться…»
Олег Ладыженский:
Спасибо большое. Это было замечательно. Обратили внимание на разницу? Так вот, еще раз: стихотворение Пушкина и пересказ Антона – две разные формы. Только ли формы? А содержание от этого не меняется? Вот и повторяю: в художественном произведении то, как оно написано, выполняет функцию большой части смысла! Это не вспомогательный фактор, а один из базовых! Говорю крамолу: одной искренности и эмоциональности автора недостаточно, чтобы пробиться к сердцу читателя. Художественность – система образов, оформленных посредством языка. Мощнейший инструмент воздействия. Без него едва ли не большая часть
Я вчера говорил, что писатель может выглянуть в окно и написать рассказ о том, что увидел. Бабушки на лавочке, дети играют, дворник… Настоящий, хороший рассказ. Не прячась за костюмированность, фантастичность, перестрелки из бластеров и поединки на мечах. Время от времени такое делать необходимо – чтобы «не сбивать руку». Ну хорошо, не рассказ – эскиз. Набросок. В разных манерах, стилистике… В архивах Алексея Толстого нашли триста описаний одного и того же двора, который он видел из окна – разных описаний! Разных стилистически, эмоционально, технически… Писатель тренировался. Почему же мы, фантасты, не пишем ни эскизов, ни набросков, ни этюдов. Почему не учимся, пробуя стилизовать зарисовку под Кинга, Желязны и Стругацких? Если уж не умеем под Алексея Толстого и Исаака Бабеля… Почему сразу – многотомная сага? Ведь бред же – начинающий композитор начинает с симфонии…
Дмитрий Громов:
Позвольте две цитаты: покороче и подлиннее:
«Одна из множества идей, открытых мне античной литературой, в которую я углубилась в восемнадцать лет в поисках чего-то неопределимого, была записана греческим автором Плутархом: „Развитие внутреннего мира изменяет внешний“.»
Теперь – конспект и тезисы доклада для учителей-гуманитариев на международном семинаре, посвященном современной литературе. Материал в сжатой форме опубликован в коллективной монографии КФО МИОО в 2009 г.:
«В 1-й половине ХХ в. в эссе „О читателях книг“ Г. Гессе рассуждал о трех типах читателей. Один в процессе чтения просто следит за развитием сюжета и сопутствующих персонажей. Другой создает свой личный ассоциативный ряд. Третий пытается разглядеть очертания самого писателя и его характер, вскрывает умело запрятанные приемы, заставляющие нас сопереживать вымыслу. Естественно, ни один человек не остаётся в пределах одного типа даже в процессе чтения одной и той же книги.
Эстетической задачей автора сегодняшнего дня становится обращение ко всем трем типам читателей.
Постмодернистский текст – это „многоуровневое“ письмо: под информацией, доступной каждому, лежит информация, доступная человеку хорошо образованному – способному узнать цитату, оценить авторскую аллюзию, конструкцию текста; еще глубже – информация, доступная профессионалу, т. е., посвященному, любующемуся самим процессом делания. Тут-то и наступает черед игре: удовольствие от авторской творческой игры, удовольствие от процесса „чтения“.
Первый тип (назовем его „стихийный“ или „эмпатический“) будет следить за динамикой сюжета, драматизмом событий, взаимоотношениями героев. Если автор только на этом и остановится, создав легко „узнаваемую модель“, то мы будем иметь дело с китчем, который создан по законам упрощения, паразитического заимствования апробированных находок. Китч всегда серьезен, в нем нет самоиронии, которая предполагает отношение, интеллектуальный позыв. Яркие монстры на обложках, рекламные буклеты – вся атрибутика паратекста также ориентирована только на читательский рынок.
Второй тип – читатель „второго уровня“ („ассоциативный“ или „массовый“) балансирует на уровне „высокой“ и „низкой“ культуры. Именно здесь кроются истоки техники цитации, римейков, симулякров и прочих изобретений постмодерна. Читатель получает право на любую концепцию действительности; право на эксперимент и моделирование, на свободу творчества и изобретательство. Даже корни виртуальной фанфикшн-литературы кроются в возможности культурной игры в обществе, признающем полилог, использующем гипертекст, строящийся на текстах. В этом поле проявляется интерес к языку, использование игры знаков. Это игра на образованности. Здесь также кроется своя опасность. Эта литература, построенная на игре с сакральным, зачастую склоняется к нигилизму, потере Абсолюта. Смерть, кровь, реклама, смех, блуд и абсурд сосуществуют в одних плоскостях.
Только единицам авторов удается преодолеть барьер „высокой“ литературы и обратиться к искусству для посвященных. Несмотря на конечную обращенность к третьему типу читателя („профессиональному“ или „элитарному“), они тем не менее не впадают в гиперэстетизм, ведущий к непониманию. Особенность их творчества в „двойном кодировании“ (термин Чарлза Дженкса обозначает двойную апелляцию автора – к массе и профессионалам), многоуровневом письме, рассчитанном на разную компетентность читателя.»
Давайте сравним идеи Гессе и то, о чем говорила Джоан Роулинг. Казалось бы, писатели разные, и говорили о разном, а на деле – об одном и том же. Принципы, продекларированные Гессе, Джоан Роулинг успешно воплотила в жизнь. Думаете, популярность «Гарри Поттера» объясняется только рекламной «раскруткой» и увлекательным сюжетом? А ведь в своем романе-эпопее Роулинг реализовала именно процитированный ею принцип Плутарха методами «трех восприятий» Гессе. Плюс – всевозможные аллюзии и архетипы, явные и скрытые переклички с реальностью, ассоциативные пласты, культурный контекст, в котором просматривается изрядный пласт мировой литературы от античности до наших дней – вот что такое «Гарри Поттер», кроме истории взросления юных героев, кроме магического антуража, приключений и загадок.
«Гарри Поттера» читают далеко не только дети и подростки. Книге посвящен целый ряд серьезных критических, литературоведческих и аналитических работ. В чем же дело?
А дело именно в том, о чем говорил Гессе. В трех типах читателей и, соответственно, трех типах книг, для них предназначенных. Увы, чаще всего из-под пера авторов выходят книги, «цепляющие» лишь один из упомянутых читательских слоев. Забойные боевики, детективы, незатейливая приключенческая фантастики и томно-слезливые «дамские романы» – в случае первого слоя. Мутные потоки сознания, сплошь начиненные изысками психологии и литературными аллюзиями, но не имеющие ни внятного сюжета, ни ярких героев – во втором случае. И «экспериментальная проза», где эксперимент превращается в самоцель и затмевает собой все остальное – в третьем.
Умение же заинтересовать и увлечь хотя бы два из трех слоев читателей – большая редкость. Не говоря уже о книгах, способных всерьез «зацепить» все три читательские страты.
Без литературной учебы развить в себе умение «цеплять» хотя бы два (а тем более – три!) упомянутых слоя читателей – невозможно. На природном таланте и трудолюбии возможно создавать достаточно популярные «однослойные» произведения. Но для «полифонии», для охвата двух и более из указанных групп читателей, писателю необходимо учиться. Развивать свой талант и чувство слова, овладевать новыми приемами и методами, наполнять «ящик с инструментами», о котором писал Стивен Кинг. Только тогда книги смогут заинтересовать разные читательские страты. Ибо автор, который не учится ничему новому, никогда не сможет качественно расширить свою читательскую аудиторию. Ему просто нечем будет заинтересовать читателей из других групп.
Андрей Валентинов:
Можно, конечно, задать провокационный вопрос – а чему именно учиться? И вдогон: как оценить успехи – и собственные, и те, что у коллег?
Ответ на вопрос первый, к сожалению, прост. Очень многие (не стану поминать «большинство») из тех, кто вступает в литературу, и даже тех, кто успел в ней угнездиться, пишут в лучшем случае «гладко». И то приходилось слышать о не таких уж маленьких «мэтрах», сдающих в редакцию сырые черновики. Мол, поправят, ежели захотят.
Для писателя (фантаста, детективщика или элитарщика, все равно) это – отсутствие необходимой квалификации. А для тех, кто уже печатается – еще и тяжкий грех, ибо такой гладкописец неизбежно становится дурным примером для начинающих. Научиться писать «гладко» не так и трудно, но это слишком низкий уровень планки, еле-еле над самой землей, не пролезешь.
Следующий, совершенно необходимый этап – научиться писать не сочинение по заданной теме, а все-таки литературное произведение. Сколько раз приходилось отмечать, и вслух, и про себя: речь персонажей, темп, кульминация, финал. Это азы профессионализма, но даже их часто не хватает.
Но и этого мало. Стремиться следует еще выше – к тому, чтобы текст становился узнаваемым, «личным». Тогда и в самом деле писатель может говорить в полный голос, и, главное, этот голос станет его собственным.
Однако и это не должно успокаивать – напротив. Сразу же появляется еще один соблазн. Рука «набита», текст сам собой выбивается на клавиатуре, ничего уже не надо придумывать… А как результат – неизбежное самоповторение, клиширование, а в перспективе потеря с таким трудом найденной индивидуальности. Так что учиться нужно всем, вне зависимости от стажа, калибра и «мэтража».