Любушка-голубушка
Шрифт:
– Ма, кто там около тебя? – спросил Женька, уловивший, видимо, чужой голос. – Ты где? Или это телевизор работает?
– Я в Болдине. Мы с папой приехали… – Голос сел, пришлось откашляться. – У меня тут дела по работе, я попросила папу меня привезти.
– Вы помирились? – обрадовался сын.
– Мы помирились. Мы теперь друзья, – ласково произнесла Люба, и Женька разочарованно вздохнул, все правильно поняв: – Ну вот, а я подумал…
– Подумал он! – раздраженно
Люба растерянно на него оглянулась, но Женька заговорил снова:
– Ладно, слушай, не в этом дело. Это просто фантастика, что ты в Болдине! Я-то хотел тебя попросить позвонить именно в Болдино, но раз ты там… Может, зайдешь в один дом? Это на улице Мира, 12.
Эля подняла голову. Лицо у нее было бледное-бледное.
– А там что? – спросила Люба настороженно.
– Там девушка одна живет, Эля Пашутина. Помнишь, ты меня про нее спрашивала, на фото ее видела?
– Ну да, и ты сказал, что она чудесная.
– Ну да, – вздохнул Женька. – Она чудесная, а я, кажется, дурак. Ты не могла бы туда сходить и как-то узнать… может, у соседей спросить… вышла ли она замуж за Ивана?
– Вот те на, – фальшивым голосом воскликнула Люба, прижав ладонь к горлу, – зачем тебе такие подробности чужой жизни?
– Да это жизнь не чужая. Это моя жизнь! – крикнул Женька. – Мам, сходи, мне это нужно, до такой степени, что…
– Она не вышла замуж за Ивана, – сказала Люба. – Погоди-ка.
И она протянула трубку Эле. Девушка взяла ее и смотрела на маленький черный эбонитовый предметик, из которого несся встревоженный голос:
– Мама! Не вышла? Точно? Тогда скажи ей…
– Выключи громкую связь, – посоветовала Люба.
Виктор подошел к Эле, поднял ее под мышки и помог утвердиться на подгибающихся ногах:
– Быстро отвечай! – приказал сурово. – Ты представляешь, сколько стоит этот звонок? Он же разорится!
Эля хлопнула глазами и закричала что было сил:
– Женечка! Это я! Я тебя жду! Я тебя люблю!
– Да! Да! – раздался безумный голос сына. – Не может быть! Да!
И стало тихо.
– Ну, там связь такая, – пожала плечами Люба, забрав трубку у Эли. – Но дома у меня есть его электронный адрес, приедешь – и напишешь сразу.
– Ну ладно, – буднично, даже устало проговорил Иван. – Поехали, Денис, нам тут больше нечего ловить.
– С ними и правда поедешь? – угрюмо спросил Денис, глядя на Элю.
– С нами, – ответила за нее Люба.
– Само собой, – солидно подтвердил Виктор.
– Я вот что хотел сказать… – начал Денис, и Люба поняла, что вот сейчас…
– Я хотел сказать, что это не потому что… –
Он не договорил, махнул рукой и пошел к машине. Быстро влез на водительское место и захлопнул дверцу.
Черныш беспокойно залаял. Высунулся Денис, свистнул, Черныш как ошалелый кинулся к джипу, вскочил внутрь, в предусмотрительно распахнутую заднюю дверцу. Он и впрямь обожал кататься на автомобилях, сразу видно.
– О чем это Денис? – удивленно спросил Иван.
– Не понимаю, – быстро проговорила Люба. – Ничего не понимаю.
– Ладно, – махнул рукой Иван и тоже двинулся к машине. Обернулся на полпути: – Эля, ты… извини.
Иван запнулся, но все было понятно и так, поэтому Эля кивнула.
– Люба, вы… я хотел сказать, что… – Иван снова запнулся, и, хоть Любе ничего не было понятно, она тоже кивнула. – Хорошо, – закончил Иван. – Тогда до встречи.
Он сел в джип, и через несколько секунд машина исчезла из глаз.
– Кто-нибудь что-нибудь понял? – спросил Виктор.
– Подождите, – сказала Люба, – я сейчас.
И ринулась в рощу. Ей нужно было побыть одной. Сейчас, срочно! Остаться одной…. Без страхов последнего получаса, без напряжения последнего дня, без боли последней любви. Перевести дух, как будто попрощаться с собой прежней.
Она вбежала в березы. Ветер, который, притихнув, подслушивал и подсматривал за происходящим, ожил, оживился, метался по ее следу, взвихривал палую листву, а когда ему было мало, начинал дергать березы за косы и взметывать ввысь ржавое золото, украшавшее их. Любу трясло так, что не могла ни секунды постоять спокойно, металась среди деревьев, слезы лились и лились. Самым сильным потрясением оказалось то, что Денис ее не выдал. Мог бы, но… Почему? Пожалел? Кого: ее или себя? Может быть, понял, что Иван не простит ему, если он опозорит перед ним Любу?
А почему бы ему не простить?
Люба не знала почему. Или знала?
Что-то закончилось. Что-то началось. Или еще начнется? Или уже не начнется? Такие же золотые, бездумные вихри, которые крутил вокруг нее ветер, роились и в мыслях.
Не думать, просто жить. Просто принимать этот осенний, золотой ветер своей судьбы. Просто… пусть будет все так, как оно будет!
У Любы озябли пальцы, как всегда зябли от волнения или страха, и она нервно потерла их. Да так и оторопела, с изумлением глядя на левую руку.
«Камень счастья» светился.
Почему? Да кто же его разберет, камень-то…