Любви все роботы покорны (сборник)
Шрифт:
Ирина погрустнела, подперла кулачком щеку и посмотрела на него.
– Нет, к сожалению. Я – пережиток, мне достаточно цветов. Только не дарит никто.
Инга позвонила на следующий день около двух и заявила, что позировать она сегодня не в настроении, поэтому Стойков может пригласить ее на обед. Не уловив связь, Борис, тем не менее, согласился. Инга предложила модный ресторан, предупредила, что ждать не будет, и повесила трубку.
«Ладно, сегодня отмучаемся, а завтра все, – решил
Повязывая галстук, он подмигнул себе в зеркало. Опухоль на брови опала, и тонкий шрам был почти не виден.
К ресторану он подъехал загодя. Швейцар, весь в лампасах и позументах, приглашающе приоткрыл дверь, но Борис сказал, что ждет даму, и стал прогуливаться вдоль огромных зеркальных окон. Посетители ресторана угадывались за стеклами дымчатыми силуэтами.
– Борис! Как я рада тебя встретить. Я звонила, звонила, а тебя нет и нет… ах, как я люблю красивые рестораны!
«Пропал, – подумал Борис. – Откуда тебя только принесло, радость моя?»
– Елена! – Он раскинул руки. – Я ждал-ждал твоего звонка и вот решил пообедать.
– Пойдем вместе. Я тоже проголодалась. А здесь есть устрицы? Я обожаю устрицы и шампанское!
– У нас есть все, – провозгласил швейцар, широко распахивая двери и одобрительно кивая. Мол, такую женщину стоило дожидаться.
Нервно улыбаясь, Борис подхватил Елену под локоток, спеша исчезнуть с улицы.
– Стойков, – лязгнувший металлом голос заставил его втянуть голову в плечи, – мне показалось, что мы обедаем вдвоем! Кто это?
– Это? Дорогая, видишь ли…
– Расплатись с водителем, – скомандовала Инга, выбираясь из «Мерседеса», – так кто это?
– Милый, мы будем есть устриц или нет? – воззвала от дверей Елена.
Инга смерила ее презрительным взглядом.
– Я не знаю, где ты собираешься есть устриц, милочка, а мы с Борисом идем обедать.
– Видишь ли, Елена, кхм… – у Стойкова внезапно запершило в горле, – мы должны расстаться.
– Как расстаться? Совсем? Как ты можешь? – На глазах Елены немедленно возникли слезы. – Я отдала тебе все: свое тело, свою душу…
– Про отдачу тела поподробней, пожалуйста, – заинтересовалась Инга.
– …ты только берешь, ничего не отдавая! Ты подлец и мерзавец! Я дрожала на холоде у тебя в студии…
– Не одна ты, милочка, вертела перед ним голой задницей, – продолжала комментировать Инга.
– А теперь ты уходишь с этой циничной стервой. – Лена простерла руки к небесам. – Господи, за что посылаешь мне муки такие?
Даже закатывая истерику, она не забывала думать, как выглядит со стороны. «Перед зеркалом упражнялась, что ли», – подумал Борис, наблюдая, как она расчетливо потряхивает головкой, заставляя волосы в продуманном порядке рассыпаться на порозовевших щеках.
– Ты что, жениться на ней обещал? – небрежно поинтересовалась Инга.
– Да ничего я не обещал…
– …обманом завлек меня в свою постель! О-о, теперь я понимаю: через нее прошли сотни женщин, которых ты бросил, надругавшись над самым святым!
– Сотни женщин, – пробормотала Инга, – однако, аппетиты у тебя.
– Да не слушай ты ее!
– Он и тебя бросит, кошелка крашеная, – на секунду выйдя из образа, сказала Лена и, внезапно упав на колени, поползла по асфальту, простирая руки. – Я не могу без тебя, любимый. Я покончу с собой!
Вокруг стал собираться народ. Расписной швейцар подошел поближе, готовясь пресечь скандал. Жалостливая бабка ткнула Бориса клюкой между лопаток:
– Что натворил, засранец! А? Чего молчишь? А если у ней ребенок будет?
Борис затравленно огляделся. Публики все прибывало. Женщины в толпе смотрели явно осуждающе. Мужчины кривились в усмешке.
– Да какой ребенок, что вы, в самом деле, с ума посходили! – отбиваясь от подбиравшейся к нему Лены, оправдывался Борис.
– А если будет ребенок. – Лена стала хватать его за руки. – Наш малыш? Ты выбросишь нас с младенцем на улицу?
– Так ты что, и ее трахал, и меня одновременно? – приподняв бровь, спросила Инга.
– Дамы, дамы, поспокойней. – Швейцар поднял руку. – Что вы…
– Отвали, попугай облезлый, – отрезала Инга.
– Видишь ли, в чем дело… – забормотал Борис. – Не одновременно… как бы тебе объяснить…
– А не надо объяснять, – сказала Инга и, развернувшись, врезала ему сумкой по голове.
Удар металлического замочка пришелся по незажившей брови. Из глаз посыпались искры, Борис потерял равновесие и сел на асфальт.
– Пойдем-ка отсюда, хранитель традиций. – Кто-то поднял его и повел через толпу, придерживая под руку.
В голове шумело, голоса доносились, словно сквозь набитую в уши вату.
– …извращенец, – с завистью сказал мужской голос.
– …нет, алиментщика поймали! Обоих обрюхатил, – уверенно возразили ему.
– …молодец, парень, не растерялся!
Встряхнувшись, Борис посмотрел на провожатого.
– Ух, как она тебя, – приподняла ему голову за подбородок Ирина, – потерпи немного.
– Откуда ты появилась, избавительница?
Он оглянулся. Возле ресторана, вцепившись друг другу в волосы, схватились будущие «мисс Россия» и «мисс Европа». Швейцар, уже без фуражки и с оторванным позументом, призывал охрану.
Вздыхая, Ирина погрузила Бориса в машину, достала из аптечки перекись водорода и, смочив ватку, передала ему. Стойков протер бровь, зашипел от боли и попытался открыть глаз.
– Эх ты, Казанова, – с досадой сказала Ирина, – донжуан недоделанный. – Она взглянула в зеркало заднего вида и открыла дверцу. – Зачем тебе сразу две?